– Чем могу помочь?
– Уведите этого мужчину, – попросила я, – он меня нервирует.
– Выйдемте из палаты, – предложила медсестра Дегтяреву.
– Нам поговорить надо, – отказался тот.
– Он хочет поговорить, а я нет, – заявила я. – От присутствия этого человека мне определенно делается хуже, у меня давление растет.
– Вы должны удалиться, – сказала медсестра.
– Я полицейский! – топнул ногой толстяк.
– Уходите.
– Я полковник!
– Да хоть маршал, – разозлилась медсестра, – вы находитесь в больнице, а не на дороге! У нас жезлом не машут, правами на вождение не интересуются.
– Я не имею отношения к ГАИ, – обиделся Дегтярев.
– Слава богу, – не дрогнула медсестра.
Толстяк вынул удостоверение.
– Уголовный розыск.
Дама не растерялась и отправила мяч на территорию противника:
– Каждый преступник имеет право на получение медпомощи.
– Ну, погоди, сейчас мои парни весь дом в Ложкине перевернут, дерьмо найдут и сожгут, – пообещал Дегтярев и ушел.
Следующие полчаса я клялась Феликсу, Маше, Юре, Генке, Мише и Денису, что ни разу не употребляла самран, сегодня впервые услышала про это лекарство. Они вели себя не так, как Дегтярев, все делали вид, что верят мне, но, уходя, отводили глаза в сторону и говорили:
– Мигрень ужасная напасть, от нее с ума сойти можно. Но использовать препарат с тяжелыми побочными последствиями нельзя.
Мне никто не поверил. Даже Маша.
Последней в палату вошла Оксана.
– Начинай, – мрачно сказала я.
– Что? – спросила подруга.
– Запевай песню про опасность приема самрана, – фыркнула я, – сейчас мне ее исполнили на разные голоса.
– Не думаю, что ты так глупа, – сказала Ксюня, – не в твоих правилах глотать разную гадость.
Я села.
– Невероятно! В хоре идиотизма прорезался голос разума.
Оксана пересела со стула на кровать.
– Давай расскажу, что я видела. Это я привезла тебя сюда.
– Да ну? – удивилась я. – Как ты узнала, что мне плохо?
– Незнакомая девочка позвонила, – объяснила Ксюня, – в полной панике зашептала: «Вы Оксана Степановна? Дарью Васильеву знаете? Ей дурно у нас в гостях стало». И я полетела на зов. Ты лежала на полу и мирно спала. Зяма рассказала, что она проводила чайную церемонию, а ты вдруг упала, забилась в судорогах. Они уже прекратились, но девочка не знает, что ей делать.
Я повезла тебя сюда, по дороге созвонилась с владельцем клиники, он мой бывший коллега, мы много лет рядом работали, и попросила приготовить палату. Потом предупредила членов семьи.
– Где Зяма нашла твой номер? – поразилась я.
– Она сначала очень испугалась, потом взяла твой мобильный, открыла список быстрого набора, совершенно правильно решив, что близкие здесь. Я оказалась первой в списке. Возраст у девочки невелик, но она умненькая! – умилилась Оксанка.
– Ей вот-вот шестнадцать будет, – уточнила я.
– Правда? – удивилась подруга. – А по виду больше двенадцати не дашь. Совсем на современных подростков не похожа. Худенькая, невысокая. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – ответила я.
– Слабость есть?
– Да нет, – сказала я.
– М-м-м, – протянула подруга.
– Что-то не так? – напряглась я.
Оксанка посмотрела на штатив капельницы.
– С эпилепсией я нечасто сталкиваюсь. Но в медицине я много лет и знаю, что во время приступов у многих случается самопроизвольное мочеиспускание. Ты была в сухих джинсах. Ладно. Не все писаются. Но сейчас ты вполне бодра, слабости нет, выглядишь прекрасно. Хорошо, пусть ты обладаешь уникальной способностью восстанавливаться за пять минут. Но это огромная редкость. Может, тебя сшиб с ног не самран? Надо мне порыться в литературе, почитать про этот препарат подробнее. Однако, если верить патологоанатому, который тут выступал, ты никак не попадаешь в зону риска. Анальгин не пьешь, ведешь здоровый образ жизни, с мигренью борешься без лекарств, климакса у тебя нет. Разве что по возрасту подходишь! А почему твое запястье с внутренней стороны красное?
Я взглянула на левую руку и удивилась.
– Не знаю.
– Похоже, это аллергия, – пробормотала Ксюня. – Что ты носила?
– Браслет! – вспомнила я. – Его в нашей гостевой ванной забыла Алевтина, мать Зямы… Дешевое украшение ей дочка подарила. Девочка попросила вернуть браслет, истерила, требовала: «Обдайте его горячей водой, на полу микробы, и наденьте на руку, чтобы не потерялся по дороге».
– Ты это сделала? – спросила Оксана.
Я развела руками.
– А куда деваться? Зяма была в неадекватном состоянии!
– Ясненько, – повеселела подруга, – материал прокрасился и оставил след на внутренней стороне твоего запястья. Ну-ка, думай, кто и где мог тебе подлить лекарство?
– Понятия не имею.
– Поразмысли.
– Да кому и зачем понадобилось это со мной проделывать? – удивилась я.
Оксана наклонила голову.
– Кому ты дорогу перешла? В какое дело Дегтярева снова нос свой сунула?
– Честное слово, я вообще ничего про его дела не знаю, – поклялась я.
– Брала чужое?
Я обомлела.
– Подозреваешь меня, свою лучшую подругу, в воровстве?
– Конечно, нет, – сказала Ксюня, – но можно попросить, например, чужую помаду, чтобы губы покрасить, новый цвет примерить.
Я поморщилась.
– Ты знаешь мою брезгливость. Если вдруг мне понравится что-либо из чужой косметики, я запишу название фирмы, номер и куплю себе новую на пробу.
– Вещи? Платья? Помнишь, мы с тобой раньше часто менялись одеждой?
– В бедные годы бывало, – согласилась я, – но теперь мне не надо просить у тебя, например, туфли. И пользовалась я исключительно твоим гардеробом. А ты здорова и судорогами не страдаешь.
– Посылки получала?
Я покачала головой.
Дверь приоткрылась, послышался голос Зямы:
– Можно?
– Заходи, дорогая, – разрешила я и посмотрела в упор на Оксану.
Понятливая Ксюша поднялась.
– Поеду домой.
– Какая ты умница, – похвалила я Зяму, когда та села на стул, – догадалась, что надо позвонить Оксане.
– Я очень испугалась, – призналась девочка, – вас прямо как маму корежило.
