Она поставила коробочку на стол и подтолкнула ее к Анне.
– Если ты захочешь принять это, – сказала она.
Внутри оказалось ожерелье с мерцающим алым камнем. На задней поверхности было выгравировано что-то на латыни.
– Для защиты, – объяснила мама. – Ты знаешь, что он делает.
– Он чувствует демонов, – прошептала Анна в изумлении.
Мама надевала его почти каждый раз, как отправлялась в бой, – хотя теперь, при Александре, такое случалось нечасто.
– Он не может защитить твое сердце – зато может защитить все остальное. Это наследие нашего рода. И он должен быть твоим.
Анна проглотила слезы, которые так и норовили прыгнуть в глаза.
Она взяла ожерелье и застегнула на шее, потом встала и поглядела на себя в зеркало над камином. Оттуда на нее смотрело весьма симпатичное отражение. Ожерелье ощущалось очень правильным – совсем как короткие волосы. Я не обязана быть только чем-то одним, подумала Анна. Я могу выбирать то, что мне идет, – когда оно мне идет. Брюки и пиджак не делают из меня мужчину, а ожерелье – женщину. От того и другого я просто чувствую себя красивой и сильной – прямо сейчас, вот в это самое мгновение. Я – то, чем я выбираю быть. И я – Сумеречный охотник, который носит прекрасные костюмы и легендарные драгоценности.
Она посмотрела в глаза маминому отражению.
– Ты совершенно права, – сказала она. – Красное действительно мне идет.
Габриэль мягко усмехнулся, а Сесили только улыбнулась.
– Я всегда тебя знала, любовь моя, – сказала мама. – Ты – драгоценность моего сердца. Моя первородное дитя, моя Анна.
Анна снова вспомнила всю боль, которую принес сегодняшний день – рану, которая раскроила ей грудь и выставила напоказ незащищенное сердце. Мама словно начертала поверх нее руну, и рана закрылась. Шрам все еще был на месте, но Анна снова стала целой.
Словно ей снова даровали Метку, которая говорил кто она такая. Она – Анна Лайтвуд.
* * *
Спасибо Мелиссе и Скотту за то, что читали и давали советы.
Кассандра Клэр и Келли Линк. Осознавая утрату
Утром 23 октября 1936 года жители Чаттануги, штат Теннеси, пробудились и обнаружили, что дома на всех улицах оклеены плакатами. «ТОЛЬКО ОГРАНИЧЕННОЕ ВРЕМЯ, – гласили они. – МАГИЯ, МУЗЫКА И ТАИНСТВЕННЫЙ БАЗАР ЧУДЕС. ПЛАТИ, СКОЛЬКО СМОЖЕШЬ, И ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ВОЛШЕБНУЮ СТРАНУ. УЗРИ СВОИ ЗАВЕТНЫЕ ЖЕЛАНИЯ. ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ».
Кто-то шел мимо, скептически качая головой. Стояла Великая депрессия, самый пик, и сколько бы президент, мистер Франклин Делано Рузвельт, ни обещал новые рабочие места на проектах национального значения, вроде туннеля, прокладки троп и устройства стоянок в национальном парке Смоки-Маунтинс, работы все равно не хватало, времена были тяжелые, и большинству элементарно не хватало денег на развлечения и всякую милую чушь. А кому захочется лезть всю дорогу на Смотровую гору, только чтобы тебя наверху завернули обратно, потому что позволить ты себе можешь ровным счетом ничего?
Однако немало других чаттанугцев посмотрели на плакаты и подумали, что, чем черт не шутит, возможно, лучшие времена уже не за горами? Раз президент объявил Новый курс – может, и новые радости уже на подходе, ждут за ближайшим поворотом? И, конечно, не нашлось ни одного нормального ребенка, который при виде ярких картинок не возжелал бы всем сердцем того, что сулила реклама. Двадцать третье октября выпало на пятницу. В субботу по меньшей мере полгорода озарилось огнями карнавала. Горожане собирали брезенты и скатки с постелью, готовясь ночевать под звездами. Если там правда будет музыка и всякие увеселения, возможно, одним днем дело не ограничится. Утром в воскресенье чаттанугские церкви испытали серьезный дефицит прихожан. Зато ярмарка у Смотровой горы кишела народом, что твой пчелиный улей.
Самую ее верхушку местный парнишка по имени Гарнет Картер не так давно населил персонажами страны чудес. Там даже Том Большой Палец был со своим гольфом – подумать только, первое миниатюрное поле для гольфа во всех Штатах! – а кроме него довольно зловещий с виду естественный ландшафт Каменного города. Жена Гарнета, Фрида Картер, разбила тропинки между крутыми мшистыми скалами и утыкала все дикими цветами и привозной немецкой садовой скульптурой, так что за дорожками теперь надзирали гномы и прочие сказочные существа, вроде Красной Шапочки и Трех Поросят.
Богатеи приезжали сюда на выходные и катались на фуникулере, который по случаю был «самой отвесно расположенной пассажирской железной дорогой», – целая миля от Чаттануги до отеля «Смотровая гора», что на самом верху! Другое имя отеля было «Заоблачный замок», а если и в нем все комнаты оказывались заняты, что ж, оставался еще трактир «Страна чудес». Богатенькие развлекались гольфом, танцами и охотой. Для граждански озабоченных имелось историческое место Заоблачной битвы, где армия Севера на не столь уж давней памяти сумела с большими потерями разбить конфедератов. Пули и прочие останки давно минувших дней до сих пор находили по всему склону, вместе с кремневыми наконечниками для стрел, какие были в ходу у чероки. Но чероки отсюда давно прогнали, да и Гражданская война уже кончилась. Люди хорошо помнили еще одну войну, помасштабнее и поновее, и многие семьи в Чаттануге заплатили ей дань отцом или сыном. Страшные вещи люди творили друг с другом, и следы этих страшных вещей были повсюду – нужно только знать, куда смотреть.
Ну, а ежели кукурузный виски вам милее всякой там истории, на Смотровой горе найдется немало подпольных винокурен – да и кто знает, какие еще незаконные и аморальные радости сулит посещение Таинственного Базара Чудес?
Так что в ту первую субботу на карнавале толклась публика самого разного сорта – те, что с деньгами и вкусом, бок о бок с фермерскими женушками и худосочными детишками. Там были игры с призами и зверинец с трехголовой собакой и крылатой змеей, такой огромной, что каждый день ровно в полдень она глотала молодого бычка целиком. По ярмарке разгуливали скрипачи, извлекавшие из своих инструментов песни, столь грустные и сладостные, что у всякого слушателя слезы наворачивались на глаза. Была женщина, утверждавшая, что умеет говорить с мертвыми, и денег за это почему-то не просившая. Был фокусник, маг по имени Поразительный Ролли: он выращивал кизиловое деревце из зернышка прямо на сцене, а потом заставлял последовательно цвести и сбрасывать листья, словно все времена года проносились над ним в мгновение ока. Он был хорош собой, этот Ролли, за шестьдесят, но хорош: ярко-синие глаза, роскошные белые усы и снежная шевелюра с одной бежавшей насквозь черной прядью, будто сам дьявол тронул ее испачканной в саже рукой.
Там были всякие вкусности за совершенно смешные деньги или даже даром, в порядке рекламы, так что все дети объелись просто до безобразия. Как и обещалось, на базаре была куча всего интересного: удивительные люди продавали не менее удивительные вещи. Впрочем, и покупатели тоже, бывало, привлекали любопытные взгляды. Что за дальние земли такие, где у жителей хвосты крючком или огонь течет из зрачков? Один из самых популярных прилавков выставлял на продажу местную продукцию: прозрачное, как слеза, но на диво сильное средство, от которого у выпивших, по слухам, случались сны про залитые лунным светом ночные леса с бегущими волками. Владельцы киоска были личности несловоохотливые и малоулыбчивые. Зато когда все-таки улыбались, зубы у них белели прямо-таки пугающе. Они обитали высоко в горах и жизнь вели в основном замкнутую, хотя здесь на базаре, чувствовали себя вполне как дома.
