Этот элементарный и всем доступный седативный
(проще говоря, успокаивающий) препарат усиливает действие снотворного и
наркотиков. Возможно, догадки Николая насчет того, что Гриша подсел на
«колеса», были отчасти правдивы. Хотя, не исключено, Гриша пил аминазин, как
раз чтобы успокоиться. Снять стресс. Однако, судя по бурной реакции,
последовавшей затем, у него гипотония по жизни, а гипотоникам аминазин
строжайше противопоказан. До полного коллапса можно доуспокаиваться. Вот так и
получилось, что Гриша вместо того, чтобы помочь Николаю поскорее добраться до
дому, задержал его на два часа, даже на два с половиной. Оказал, называется,
медвежью услугу.
Но чем же это был так взбудоражен Гриша, если
ему потребовалось успокоиться с помощью аминазина как раз перед выездом, ведь
не прошло и двадцати минут, как его скрутило…
Скрутило очень кстати, если поразмыслить.
Николай медленно покачал головой, не в силах
поверить внезапной догадке, но она просто-таки во весь голос кричала о своей
правоте, и он вынужден был наконец прислушаться.
Теперь понятно, что случилось с Гришей!
Накануне выезда от Родика он нарочно выпил как минимум четыре таблетки
аминазина, да еще разжевал небось, да еще запил теплой водичкой, чтобы получше
впитались. Это была такая же мастырка, как проглатывание в тюрьме знаменитых
гвоздиков, склеенных хлебным мякишем.
Зэки сознательно рискуют своим здоровьем,
чтобы оказаться в больнице. Гриша сознательно рисковал своим здоровьем, чтобы
задержать Николая по пути домой на елико возможно долгий срок.
И надо сказать, ему это удалось! Все-таки врач
«Скорой помощи» – даже в нерабочее время врач. И не бросит больного человека,
пока не доставит его в больницу. Да Гриша еще небось усилил симптомы-то,
симулировал полную отключку, чтобы произвести наиболее сильное впечатление на
лоха-доктора, у которого клятва Гиппократа, как было недавно сказано, на лбу
написана.
Николай усмехнулся. Как было недавно сказано –
кем? Вот именно… Гриша не сам придумал эту авантюру с аминазином. Гриша тут не
более чем кукла. Задержка эта была нужна Гришиному хозяину – Родику Печерскому…
Зачем?
Ответ – невероятный и невозможный, но при этом
единственно возможный и вероятный – таков: чтобы в это время кто-то побывал в
доме у Николая и увел отсюда Нину.
Зачем?! Как могут быть связаны эти два
человека – Родик и Нина?
Множество мыслей промелькнуло в голове, от
самых невинных до самых позорных, и Николай зажмурился от стыда. Стыдно было
себя… Если бы Нина знала Родика, она бы никогда не позволила Николаю идти к
нему разыскивать Жеку и Киселя!
На самом деле все просто, Николай практически
не сомневался в правильности своей догадки. Каким же дураком он выставил себя
перед Родиком, выспрашивая об этих братках. Они явно работают с ним в одной
связке, и если Жеке и Киселю не удалось выполнить заказ и убрать Нину, это
сделал Родик. Неведомо, как Инна и Антон добрались до печерского авторитета и
взяли его в долю. Впрочем, Инна вроде бы адвокат, у нее разнообразные связи. А
Дебрский… Родик сам сказал, что знает человека с такой фамилией!
Но почему? Что им всем сделала Нина? Какой бы
гадостью на поверку ни оказался внешне вальяжный Родик, трудно представить его
в роли заказного убийцы, который взялся разрешать банальную проблему любовного
треугольника. Он мог вмешаться в эту ситуацию только ради больших денег или
какого-то их эквивалента. Например, убойного компромата, дающего власть над…
Над кем?
Бесполезно гадать. Бесполезно пытаться
проникнуть в мысли «волка», который поиграл с «лепилой» мягкой лапой, а затем
вдруг выпустил когти. «Мало ли какие у меня на тебя виды», – загадочно
обмолвился Родик. И еще он сказал: «Если что, тебя на лоскуты нарежут».
Это было предупреждение, Николай понял только
теперь. «Не суйся в мои дела, – недвусмысленно намекнул Родик. – Если
хочешь жить – сиди тихо, стерпи, когда я начну вытирать о тебя ноги».
Ну что ж, Николай сам дал повод так с собой
поступить. Стоит только вспомнить, как он задирал нос, рассказывая о знакомстве
с могучим авторитетом Родиком Печерским, как гордился, что «на дружеской ноге»
– с кем? С ворюгой! С преступником! Правильно делал железобетонный Палкин, что
поглядывал на Николая презрительно.
Палкин… Палкин тогда сказал: «Жаль, меня там
не было, я бы этим браткам… Они бы у меня получили по сопатке! Ишь, расплодились,
элементы!»
Вот именно!
Николай бросился к телефону. Сегодня дежурят
Палкин и Веня Белинский, друг юности и задира, каких мало на свете. И, если
повезет, Палкин все-таки даст по сопатке этим браткам!
* * *
Он предполагал, что теперь все пойдет наперекосяк,
но чтоб до такой степени…
Еще когда Инна сказала, что видела во дворе
Нину, вдобавок – с дочкой на руках, Дебрский ощутил даже не дурное
предчувствие, а нечто сродни отчаянию. Ну, раз не повезло клинически, ну, два,
но чтобы вот так, до бесконечности… Наверное, это был знак, что надо
остановиться, хотя бы на сегодня, дать ситуации передышку, однако он положился
на авось, последовал старому правилу, мол, бог троицу любит… Какого черта!
Опять все лопнуло, опять! И единственное, что теперь может спасти ситуацию, это
его собственные действия. Он должен немедленно ехать в Карабасиху, найти Нину,
успокоить ее, убедить, что своим глазам нельзя верить, потому что черное – это
белое, а если ей кажется наоборот, то она ошибается.
Он даже Инне ничего не стал объяснять.
Лицо у нее было бледное-бледное, под глазами
залегли тени. Такой разбитой Дебрский ее давно не видел – вернее, никогда. И он
впервые подумал, что, может быть, не только он разуверился в удаче, но и Инна
тоже?
Эта догадка испугала его до такой степени, что
захотелось поскорее уйти. Он всегда черпал у Инны силы и уверенность, она даже
в шутку называла его энергетическим вампиром, и почувствовать вдруг, что ей
самой нужна его поддержка, его энергия…
Ну, нет. Антону сейчас самому нужны силы. На
долгую дорогу в ночи, на разговор с женой, а может быть, и с ее дедом, которого
он не любил и боялся, потому что, хоть тот и держался очень благопристойно и
радушно, Дебрский всегда знал, что старый учитель видит его насквозь и
презирает. И до чего же омерзительно было чувствовать, что этот высокомерный и
проницательный господин для них с Инной столь многое значит, они, строго
говоря, зависят от него!
Он бежал по пустому подземному переходу к
вокзалу, где на охраняемой стоянке стоял его «Форд» – Антон всегда его там
оставлял, когда уезжал в Москву или шел к Инне. И даже сегодня ночью, когда он
метался между своим домом и Гордеевкой, не изменил отработанной привычке
таиться, скрываться. Хотя среди ночи-то какое это имело значение?
