Но если ты думаешь, что это на меня произвело
благотворное воздействие, то глубоко ошибаешься. Зона есть зона, а срок у меня
был большой, мне надо было думать, как там выживать. Срока там мотали не
пластилиновые человечки, ой, нет! И из меня они вылепили то, что следовало. С
тех пор я на волю выходил как в отпуск: напьюсь, нагуляюсь – и снова в зону. Но
всякий раз на воле я с Татьяной встречался. Жизнь я ей изломал, это точно, даже
сердечную болезнь через меня нажила, но не отступилась. Поженились во время
моей отсидки. Ну достала она меня, достала – и все тут! Были у меня бабы кроме
нее, ничего не скажу, одна даже как бы любовь случилась – что характерно, на
пересылке, года три назад. Она тоже зэчка была. Я вышел, а та женщина еще
мотает срок.
А-а, пустое это все. Я теперь в авторитете,
садиться больше не намерен. И Татьяну ценю с каждым днем все выше, и выше, и
выше. Живем хорошо, сам видишь. – Родик сунул в рот печенюшку и
ожесточенно захрустел роскошными фарфоровыми зубами. – Так что я ее ни на
какую швабру не променяю.
Николай глотнул остывшего чая. Вот это да! А
он-то думал, что история его любви – самая диковинная история на свете.
– То есть она вас полюбила, – изрек
он глубокомысленно. – С первой встречи – и на всю жизнь. Да, такое бывает.
– Ну, про любовь – это у баб такая
этикеточка на все наклеивается. А я, сроков намотав столько, что по экватору
протянуть их можно и узлом завязать, скажу: таких, как она, – много. Ну
сам посуди – какая у женщин жизнь? Работа, хозяйство, дети, мужик пьяный или скупой,
каждый день одно и то же. И вот в этом однообразии хочется им испытать что-то
особенное, волнующее, из ряду вон. Ну а что может быть более волнующим, чем
влюбиться в опасного убийцу, который алчно смотрит на ее белое тело из-за
решетки? И самое удивительное, этот убийца представляется ей вполне безопасным.
То есть кого другого он убить или изуродовать может, а меня – пальцем не
тронет. Каждый человек желает иногда поиграть со смертью, оттого мужики,
скажем, воюют, ну а бабы – они на шею зэкам бросаются.
Николай чуть не уронил чашку:
– Вот это расклад, ничего себе! Вот это
философия!
– Да, философия, – хихикнул
Родик. – Ты что думаешь, мы там исключительно в карты режемся, гвозди
глотаем, новичков опускаем или подкопы роем, в зоне-то? Бревен хватает, это
конечно, однако все же нету такого чудака, чтоб иногда не думал головой.
Особенно кто стоит на пороге – ну, под вышкой, проще сказать. Знаешь, у людей
жизней много, у них брать эти жизни – вроде не убудет, а вот свою отдать,
единственную… Тут и правда зафилософствуешь. Ничего не скажу: ментовня иной раз
бывает очень сообразительная, вот этот самый человеческий фактор почем зря
разрабатывает. Был у нас один законник… душегубец, каких мало. Годов пять назад
это случилось, что сел он по расстрельной статье. Разбирался там с одним
фраером поганым, а разобрался, вышло, с его семьей, вдобавок самым зверским
образом. Ну и то ли сдвинулся по фазе, то ли ужаснулся – ведь не только в кино
такое бывает, что и мы ужасаемся, – но как-то сблатовали его вертухаи
сказать последнее слово зэкам. Дали микрофон – и однажды, на сон грядущий,
прочел он свою отходную молитву. Я ее один раз слышал, но запомнил от слова до
слова. Вот и ты послушай – это любопытно.
Родик прищурился – и вдруг заговорил не своим,
пусть хрипловатым, но вполне нормальным голосом, а как бы залаял прокуренно,
дико:
– Сейчас я свалю навеки. Смотрите! Базар
этот для всех: крытников, скокарей, кукольников, фраеров… Сами знаете, косяков
я не порол, не вертелся, как штемп на садильнике. Завязывайте, урки! Мне,
законнику, никогда не батрачившему, несли положенное, деляну с общака: лучший
харс, питие, кишки. Но все одно вижу: слишком дорогое это дерьмо – тюряга. Не
хуже мы тех, за зоной. А главное – не мечите, не уходите до сроков. Пусть я
буду последним. Западло мне конить, когда вот-вот прижмурюсь. Помните мое
добровольное слово!
…Понял чего-нибудь? – спросил Родик уже
прежним, чуточку насмешливым голосом, хотя глаза его были серьезны.
– Чего ж не понять.
– Ага. Дело простое. «Слишком дорогое это
дерьмо – тюряга» – вот и вся мораль сей басни. Мораль, да… Помню, под Новый год
это было. Ну, какой, к хренам, в зоне Новый год? Я про него вспомнил, уже лежа
на нарах. Все спят, а я слушаю: внизу, в караулке, где радио включено, начали
куранты бить. Мать честная, думаю, полночь, ведь надо желание загадать! В
незапамятные свободные времена на бумажке желание писали, бумажку жгли, в бокал
с шампанским пепел сыпали и пили. У меня под матрасом газетка была. Выдернул,
написал в темноте на чистом краешке обгорелой спичкой заветное слово. Только
успел поджечь бумажку – и как раз с последним ударом затолкал в рот еще тлеющий
клочок…
– А какое это было слово? – неловко
спросил Николай.
– Ну, угадай с трех раз!
– Свобода?
– Свобода! И знаешь, помогло: попал под
амнистию. Конечно, еще и ливер гнилой свою роль сыграл, ничего не скажу. –
Родик усмехнулся. – А чего это мы с тобой затужили не по делу? Хочешь
анекдот? «Новый русский» говорит корешу: «Я тут, брателла, прикупил японскую
супермашину: в ней все управляется усилием мысли». – «Ну и как? Клёво?» –
«Класс! Только вот пока никак с ручника сняться не могу!»
Да, намек более чем прозрачен, подумал
Николай. В самом деле, зачем он сюда пришел? Байки зэковские слушать? Чаек с
печенюшками попивать? Пора и честь знать!
Николай сделал наконец требуемое «усилие
мысли» и выговорил:
– Вы не могли бы мне помочь разыскать
двух парней?
– Из урок? – без тени удивления,
деловито спросил Родик. – Или фраера?
– Да, по-моему, это криминалитет, –
щегольнул словцом Николай. – Они очень активно наезжали на одного
бизнесмена.
– Не факт, что наши! – покачал
головой Родик. – Сейчас ведь расплодилась куча всякого незаконного дерьма,
вроде охранных агентств, а также полно контор, которые деньги из должников
вышибают.
– Не знаю, – растерялся
Николай. – Я и не предполагал… Понимаете, я с этими парнями познакомился,
так сказать, в ту минуту, когда они пытались выбросить из окна жену этого
бизнесмена.
– А высоко было? – с живейшим
интересом осведомился Родик.
– Восьмой этаж.
– Ну! Далеко лететь!
– Далеко.
– Я так понял, они благодаря тебе ее
все-таки не выбросили? – сверкнул вставной улыбкой Родик.
– Не выбросили. Хотя и мне перепало!
– А бизнесмена достали?
