– Поломался лифт, – угрюмо буркнул
мастер. – Пешком топай.
Николай вздохнул, ибо топать предстояло на
шестой этаж. Вот что он точно запомнил, это цифру 6 на той кнопке лифта, на
которую нажимал их хозяин. И квартиру запомнил – сразу слева, за железной
дверью, отгородивший тамбур для двух жильцов, – звонок слева.
По причине отсутствия подъемника лестницы
оказались густо населены. Девица с внешностью фотомодели выносила мусор, две
благообразные старушки шепотом мыли кому-то кости, крепенькие мужики
корячились, передвигая ящик для хранения картошки, и томный юноша отдавался
музыкальным ритмам, прижимая к себе плейер, как любимую девушку.
Николай на всякий случай здоровался со всеми.
Что характерно, эти незнакомые люди ему очень любезно отвечали. А вот родные
соседи родного подъезда почему-то, как правило, отмалчивались или буркали
что-то невнятное, отводя глаза. Так Николаю за эти годы и не удалось приучить
их к своей привычке здороваться первым, пусть даже трижды на день!
На ступеньках, ведущих к металлической двери,
дремал жуткий бомж, привалившись к стене и вытянув ноги чуть не на
пол-лестницы. Рядом с ним на газетке лежал селедочный хвостик и корочка хлебца.
Николай вспомнил несчастного Голубцова, вздохнул и осторожно опустил на газетку
очередной пятирублевик. Не бог весть что, однако на хлеб хватит. Потом Николай
деликатно переступил через непомерно длинные ноги бомжа и нажал на левую
кнопку.
Гулко курлыкнуло, потом еще раз и еще: это
когда он позвонил второй и третий раз, однако никто не открыл и не подошел к
двери. Николай еще немного потерзал звонок, но это скорее для очистки совести:
ясно же, что дома никого нет.
Со вздохом он пошел вниз, мимо так и не
проснувшегося бомжа, – пожалев, что пятак, скорее всего, достанется
проворному соседу, – и мимо все тех же меломанов, грузчиков, бабок и
фотомоделей, а также мастера по ремонту лифта, и вышел из подъезда.
Барышня была всецело поглощена младенцем и на
Николая даже не взглянула. А он постоял минутку на крыльце и, уныло вздохнув,
побрел по двору.
Чуть в отдалении находилась детская площадка.
Туда Николай и направил свои стопы, там и сел на краешек песочницы, вытянув
ноги.
Осечка вышла… Хозяина, на которого он так
надеялся, нету дома. И когда будет, не у кого спросить. Телефон, означенный на
визитке, которая сохранилась у Николая, никогда не отвечал, ни днем, ни ночью,
он позвонил несколько раз и бросил. Собственно, именно потому он и предпринял
сегодняшний вояж, что потерял всякую надежду на телефонные переговоры. Но,
может быть, этот человек здесь больше не живет? А что, вполне реально. Вспомнил
о своем, так сказать, социальном статусе и решил подобрать себе другое, более
комфортабельное жилище. Или, чего доброго, об этом самом его социальном статусе
вспомнило государство – и решило само подобрать ему другое жилище… наверняка
вообще лишенное какого бы то ни было комфорта.
Нет, это вряд ли. Стоит только вспомнить
обстоятельства их с Николаем знакомства. Похоже, человек этот уже перешел в
разряд неприкасаемых.
Но что же делать, как его искать?
А если искать и не стоит? Если положиться на
судьбу и попробовать какой-то другой путь к разгадке? Только какой, уже ведь
все думано-передумано… Нет, наверное, и в самом деле не судьба им встретиться.
Ну и ладно. Все, что ни делается, к лучшему. Ведь не просто с каким-то
случайным знакомым ищет встречи Николай, а с опаснейшим существом. В прошлый
раз он держался миролюбиво, да, но ведь и волчище иногда снисходительно смотрит
на играющих рядом с его логовом детишек… чтобы через мгновение наброситься на
них и разорвать в клочки!
– Эй, Никола! Ты не меня случаем
шукаешь? – послышался рядом негромкий голос, и Николай, вскинув голову,
узрел рядом с собой не кого иного, как своего случайного знакомца Родика
Печерского.
Того самого «волка», которого искал.
* * *
– Антон… – Голос врезался в уши и
хлестал по лицу. – Антон!
Он ощутил, что его и впрямь кто-то похлопывает
по щекам, – и с усилием вырвался из холодной темноты.
Медленно разомкнул веки – и снова зажмурился,
увидев близко-близко невозможно яркие глаза. Такое ощущение, что горело темное
пламя, опаляя взор.
– Ох, Антон!
Послышалось всхлипывание, и он решился
взглянуть опять.
Теперь опасные глаза были зажмурены, а из-под
длинных ресниц сочились слезы.
Инна, сообразил Дебрский. Это Инна, и она
плачет…
– Что они тебе сделали? – выговорил
он угрюмо, чувствуя боль при каждом слове и солоноватый вкус во рту.
Инна распахнула глаза, резкими взмахами
ладоней отерла слезы:
– Кто?
– Жека и Кисель.
– Жека и Кисель?!
– Ну, эти два белобрысых братка, которые
здесь были только что.
– Так это они тебя?..
– Ну да. Понимаешь, я тут вышел на
минуточку – встретить одного человека, а дверь оставил открытую. Видимо, они
воспользовались моментом и вошли. Прятались вон там, – Антон кивнул на
комнату Лапки. – И как только я остался один, сразу появились. У этого
Жеки такой кулак… – Он потер челюсть, с усилием сглотнул кровавую слюну.
– И что они хотели?
– Почему-то ребятки в курсе, что я
кое-что в своей жизни забыл. Думаю, собирались мне о чем-то напомнить, да я
вырубился. Надо полагать, они ушли.
– Надо полагать, – кивнула
Инна. – Потому что, когда пришла я, никаких братков здесь не было. Дверь –
да, дверь оставалась приоткрытой.
– Значит, ушли, – с облегчением
вздохнул Антон. – Надо бы посмотреть, не забрали ли чего.
Он повел глазами и сразу обнаружил: кое-что
Жека с Киселем определенно забрали. Конвертов с фотографиями на полу не было.
Ну, еще бы, такие картинки!
Воспоминание о картинках окончательно
испортило настроение. Антон угрюмо покосился на Инну:
– Кстати, а как ты здесь оказалась?
– Беспокоилась, – просто ответила
она. – Несколько раз звонила, но ты не брал трубку. Подумала, вдруг что-то
не так, вдруг тебе плохо стало.
– Да? Я не слышал никаких звонков. Может,
я в это время как раз выходил Алика встретить?
– Может быть, – спокойно сказала
Инна и, сняв свое золотистое пальтецо из очень мягкой, красивой кожи, аккуратно
повесила его на плечики. Сбросила туфли, сунула ноги в великоватые ей синие
шлепанцы с белыми помпонами.
