Немке захотелось утешить беднягу. Она неформально погладила его по плечу и попыталась успокоить:
– Старыми секретами. За эти двадцать лет многое изменилось.
Но американец оставался безутешен.
– Ага, изменилось! – саркастически воскликнул он. – Телекамеры на пулях появились! Пулеметы, отбивающие ритмы слоганов! Жидкокристаллические рекламные табло на вертолетах! Да ему это все похрену!.. Извините, дамы.
– Может быть, – подал голос бельгиец, – сыграть на его чувстве долга? Напомнить, что он давал присягу?
– Беспонтово, – американец окончательно перестал подбирать выражения. – Я, когда еще майором был, пытался его с одним важным приказом ознакомить, так он…
Министр не договорил, но за челюсть рефлекторно схватился.
– Но ведь как-то же с ним начальство управлялось? – спросил словак. – Не сразу же его из Пентагона поперли?
– Ну теоретически, – скривился американец, – можно попробовать послать к нему Хорна… Он тогда был министром обороны и держал Эйзенштольца в узде.
На том и порешили.
Когда министры расходились, китаец, промолчавший все заседание, словно бы ненароком задержался возле русского.
– А по поводу тактического ядерного, – глубокомысленно произнес он, глядя в стену перед собой, – неплохая идея. Только, может быть, не тактическое, а стратегическое?
Русский недоверчиво покосился на него.
– Впрочем, – вздохнул китаец, – на такое может решиться только по-настоящему великая держава.
* * *
Бывший министр обороны США Хорн впервые летел на боевом вертолете. Это оказалось вовсе не таким приятным делом, как показывали в реалити-шоу «Война». И не таким веселым, как в сериале «Войнушка». Хорна немилосердно трясло – так, что зубные протезы отбивали чечетку. Теперь он проклинал себя за то, что дал себя уговорить, но приказать пилоту вернуться не мог. Восемь камер жадно ловили каждое его движение, два десятка микрофонов готовы были передать любое его слово миллионам зрителей. Двадцать миллионов юаней ждали его на личном счету.
«Почему на телеэкране этой тряски не заметно? – подумал бывший министр. – Наверное, камеры виброустойчивые… Вот придумал себе приключение на старости лет!»
На условленном месте его ждал всего лишь один повстанец в маскхалате. Ни одной рекламной нашивки. Ни одного баннера на каске. Хорн выпрыгнул из вертолета и приветственно помахал рукой. Повстанец презрительно скривился.
«Надо было по гражданке одеться, – запоздало сообразил Хорн, – они же рекламу терпеть не могут».
На его полевом кителе переливались всеми цветами радуги призывные объявления.
Вертолет убрался, дважды облетев место встречи, чтобы не упустить ни одной рекламы на обмундировании бывшего министра. Только после этого на поляну стали выходить люди – все как один угрюмые, в неброских маскировочных накидках. Хорн почувствовал себя глупо, как рождественская елка в пустыне.
– Мне нужен генерал Эйзенштольц, – произнес он высокомерно. – Я уполномочен…
– Ты упал, намочен! – раздался знакомый насмешливый голос, и из-за спин повстанцев вышел Эйзенштольц.
Его форма ничем не отличалась от формы его подчиненных.
– Мы должны… – начал бывший министр, но Эйзенштольц не стал слушать.
– Раздевайся! – рявкнул он.
Хорн беспомощно огляделся, ища поддержки у окружающих, но они оставались неподвижны.
– Снимай все это барахло! Не хватало еще меня для повышения вашего гребаного рейтинга использовать!
Хорн понял, что надо подчиниться. А еще он понял, что вся эта затея с переговорами с самого начала была идиотизмом. Он замедленно, как во сне, принялся расстегивать пуговицы. Кто-то из повстанцев не выдержал и рванул китель бывшего министра с такой силой, что тот лопнул по шву. Словно по команде (или Эйзенштольц на самом деле кивнул своим головорезам?) бойцы навалились на Хорна, срывая с него одежду. Обрывки они тут же бросали на землю и с довольным уханьем топтались по ним. Миниатюрные телекамеры, передающие картинку для реалити-шоу «Война», лопались под подошвами, как перезрелый виноград.
* * *
В палатке Эйзенштольца было душно, так что Хорн даже радовался, что не приходится париться в мундире. Теперь на нем красовался стандартный маскировочный балахон, и бывший министр отличался от повстанцев только цветом кожи – ну и еще, может быть, перепуганным видом.
– Генерал, – несмотря на испуг, Хорн старался быть убедительным, – давайте обсудим условия сотрудничества.
– Давай, – неожиданно легко согласился Эйзенштольц. – Условие, в общем-то, всего одно. Мне. Нужна. Война.
– Никто же не против, – бывший министр прижал руку к сердцу, как будто собирался петь национальный гимн. – Воюйте сколько угодно! Только с учетом изменившихся реалий.
– Да ну тебя, – предводитель повстанцев явно веселился. – Каких, в задницу, реалий? Мне не войнушка нужна, а война! Реальная мужская война. С выстрелами, смертью, потерями мирного населения… хотя это на любителя. И главное – безо всей этой, мать ее, рекламы!
Эйзенштольц вдруг перестал улыбаться, вскочил и принялся метаться по палатке.
– Я, мать твою так, желаю погибнуть в бою! Получить шальную пулю! Подорваться на мине! Но не сдохнуть в доме престарелых с клистиром в заднице и нашлепкой «Кока-Кола» на лбу!
«Зачем я сюда приехал? – в отчаянии подумал Хорн. – Он же натуральный псих!»
– А самое важное, – Эйзенштольц остановился прямо перед бывшим начальником, – я хочу напомнить мужикам, кто они!
Вождь повстанцев принялся на каждом слове тыкать Хорну пальцем прямо в левый глаз. Видимо, чтобы тот лучше понял.
– Мужик должен воевать, а не корчить из себя гомика! Стрелять на поражение противника, а не зрителя! Резать, мать его, рвать зубами! Орать, как псих, втыкая штык в живое мясо! И получить свое на поле боя! Только тогда он получит на Страшном суде зеленый коридор в рай! Где его оттрахают самые крутые телки во Вселенной!
«Это из ислама, болван!» – подумал Хорн, но от комментария воздержался. Но и Эйзенштольц выдохся, сел на складной стул, сорвал с пояса флагу и принялся жадно пить. У бывшего министра оставался последний аргумент.
– Сейчас в зону боевых действий выдвигаются элитные части… – начал он.
Эйзенштольц захохотал так, что чуть не захлебнулся.
– Элитные кто? Кха-ха-ха! Части? Толпа голливудских гомиков со старичком Ди Каприо во главе? Ну молодец, ну насмешил!
Хорну стало все равно. Свою миссию он провалил. У него оставался только один вопрос, личный.
– Слушай, – сказал он, не пытаясь больше быть убедительным, – ты ведь с самого начала не собирался принимать наши условия?
Эйзенштольц, откашливаясь, кивнул.
