Услышав словосочетание «маркетологи Пентагона», генерал закрыл не только глаза, но и уши.
* * *
Когда дежурный офицер на входе в министерство заступил ему дорогу, Эйзенштольц сначала попытался его обойти справа. Офицер сдвинулся вправо. Генерал, находясь в глубокой задумчивости, свернул влево, но и эту траекторию перекрыл дежурный.
– Майор! – рявкнул Эйзенштольц. – Тебе что, погоны жмут?
– Виноват, – ответил майор, но дороги не уступил и вообще выглядел не виноватым, а строгим.
Он четко сунул под нос генерал-лейтенанту какую-то бумагу:
– Приказано ознакомить вас, сэр, и добиться выполнения, сэр.
Эйзенштольц чуть в ухо не заехал наглецу. У него с утра испортилось настроение – пока ехал на службу, любовался унизительным репортажем с полигона ВВС: «умная» бомба с надписью «“Фанта” – взрыв вкуса!» уходит на цель. То ли журналистам показалось забавным такое сочетание рекламы и носителя, то ли «Кока-Кола» занялась активным маркетингом, но репортаж шел по всем каналам. А когда генерал в ярости вырубил телек в машине, то заметил «Фанта»-бомбу на плазменной панели, которая украшала стену офисного центра.
Генерал пробежал приказ глазами. В нем оказалась какая-то галиматья по поводу орденских планок. Понять, что от него хотят, Эйзенштольц так и не смог, поэтому буркнул:
– Потом разберусь, – и сделал шаг.
Но тут же уткнулся в плечо бравого дежурного. Майор явно собирался пожертвовать жизнью, но не пропустить начальство на рабочее место.
– Виноват, сэр, – гаркнул он еще более наглым голосом, – но не имею права пропускать вас, пока вы не приведете форму одежды в соответствие с приказом, сэр!
Эйзенштольц тихо зарычал. Офицер попятился, но всего на полшага.
– Сэр, – сказал он почти испуганно, – вам этот приказ три раза давали на ознакомление, но вы были все время заняты, сэр. А это очень важный приказ, сэр. Цвет орденских планок поменялся, сэр.
Генерал отступил и, сдерживая ярость, внимательно перечитал документ. Цвета орденских планок, оказывается, теперь должны соответствовать фирменным цветам «Ксерокса», «Силикон Графикс» и еще нескольких компаний помельче. Эйзенштольц не стал упорствовать. Он просто сорвал свои колодки и швырнул в харю дежурному. И без замаха приложил левой в зубы. А потом добавил с ноги. Майор рухнул, как огородное пугало, которым, собственно, и являлся. Генерал довольно улыбнулся – помнят руки-то! И ноги-то! В спецназе он никогда не служил, зато по молодости болтался со всякими лихими ребятами по Гарлему.
Расправившись с майором (больше никто из охраны не рискнул останавливать свирепого генерала), Эйзенштольц двинулся прямиком к министру. Тот уже ждал его с ежедневной порцией укоризны и просьбами одуматься. Но сегодня генерал был не расположен выслушивать увещевания. Вместо этого он сухо проинформировал Хорна о своем намерении перевестись в действующую армию.
– Хм, – пряча радость, сказал министр, – это несколько необычно. Вам ведь в подчинение нужно не меньше корпуса дать…
– Дайте бригаду! – ответил Эйзенштольц. – Да хоть полк! Хоть роту! Лишь бы воевать, а не… херней страдать за бабло!
– Я постараюсь что-нибудь сделать! – заверил его Хорн.
Генерал откозырял и двинулся к выходу. Министр с удовлетворением проводил его взглядом. Сегодня как раз предстояло обсудить с начальниками штабов одну щекотливую проблему, а Эйзенштольц мог внести ненужное напряжение. Речь шла об использовании «маркированного» оружия (то есть оружия с нанесенной рекламой) в зоне боевых конфликтов. Заказчики считали, что демонстрация их логотипов в мирной обстановке кажется зрителю искусственной, постановочной. Иное дело – реальный танк, который ведет огонь по реальным террористам. На нем реклама должна работать в 8,7 раза эффективнее. А платить за нее собираются в 5 раз больше. Хорн вздохнул про себя: «Эх, не умеем мы пока торговаться…»
* * *
Эйзенштольцу дали расквартированную в Сомали бригаду, которая вела борьбу с пиратами. Вообще-то этого было маловато для его погон, но генерал-лейтенант только усмехнулся, узнав о назначении.
По прибытии на место он первым делом собрал старших офицеров и задал им вопрос из области зоологии:
– Это воинская часть или стадо бабуинов? Или, может быть, стая какаду?
Боевые офицеры недовольно переглянулись. Приехал тут какой-то штабной лузер и сразу наезжает. Тем не менее полковник Коруэлл ответил:
– Воинская часть, сэр.
– А похоже на стаю бабуинов! Что это у вас на обмундировании наляпано?
Эйзенштольц ткнул в полковника, на котором в художественном беспорядке были расположены яркие нашивки с названиями фирм и торговыми марками.
– В соответствии с приказом министра обороны… – начал Коруэлл, но генерал его оборвал.
– Немедленно снять всё, не предусмотренное полевым уставом! Или правила маскировки не для вас писаны? Со всех снять, вплоть до рядовых! Полчаса на выполнение!
Теперь офицеры переглянулись в замешательстве. Вперед вылез майор Клински, пухленький и румяный, как будто только что из печки.
– Разрешите обратиться, сэр, – попросил он так душевно, что Эйзенштольц непроизвольно кивнул.
– Нам самим это не нравится, сэр. Но, во-первых, половина этого безобразия, – пухлый майор обвел себя ручонкой, – пришита по прямому приказу министра обороны. Если отпорем, нас же и под трибунал отдадут.
«И ведь отдадут, – зло подумал Эйзенштольц. – Наши маркетологи, мать их, за лишний цент боевого офицера не пожалеют».
– Ладно, – буркнул он, – эти можете оставить.
И тут же встрепенулся:
– Вы сказали «половина»? А вторая половина откуда?
– А это, – майор смутился, – по индивидуальным контрактам. Рекламодатели хорошо платят. У меня две дочки, обеим скоро в колледж.
– А у меня ипотека, – раздался робкий голос из задних рядов.
– И сестре нужна дорогая операция…
– Кредит вернуть…
Майор вздохнул:
– Но мы, конечно, снимем, если прикажете. Придется, правда, авансы вернуть… И неустойку заплатить…
Эйзенштольц обвел взглядом подчиненных. Все смотрели на генерала, словно щенки, у которых из мисок собираются забрать последнюю косточку. Эйзенштольцу стало тоскливо.
– Но мы снимем, – майор вздохнул горестнее прежнего, – раз надо. Одна просьба: позвольте хотя бы рядовым оставить контрактную рекламу. Парни семьи на них кормят… у многих… единственный источник…
Клински говорил все тише и наконец умолк окончательно.
«Ну что ты с ними будешь делать? – подумал генерал. – Какой смысл снимать половину рекламы, если вторая все равно останется? А парням будет обидно таскать на себе всякую херню, за которую еще и не платят».
