Мисс Лафосс развернулась к ней и схватила обе ее руки.
– Вы спасли мне жизнь. О, как же я могу вас отблагодарить? Нет, больше, чем спасли жизнь. Вы взяли верх над обстоятельствами! Если бы не вы, все бы пропало. Сама я никогда не смогла бы его вытолкать. Я ваш вечный должник.
В голове мисс Петтигрю крутились обрывки строгих отцовских наказов; она ухватилась за тот из них, который гласил: «Не упускай возможность, когда она стучится в дверь». Собрав последние остатки храбрости, она робко заговорила:
– Что ж, в таком случае вы могли бы…
Но мисс Лафосс не слушала. Она заговорила сама, страстно и настойчиво, и на лице ее мисс Петтигрю различила тень виноватой улыбки, будто она осознавала, что просит невозможного, но рассчитывала хотя бы на сочувственное понимание.
– Трепещет ли ваше сердце? – спросила мисс Лафосс. – Не отказывает ли вам зрение?
Сердце мисс Петтигрю именно что трепетало, но в голову ей пришла мысль: «Единожды солгав, кто тебя остановит?»
– Мое сердце не трепещет, – ответила она. – И мое зрение нисколько не отказывает.
– А! – сказала мисс Лафосс с явным облегчением. – Я не ошиблась, вас так просто не сбить с толку. Мое зрение сейчас как в тумане, я слишком взволнована. Знаете, как в детективных романах обычно – все чисто убрано, или по крайней мере герои так думают, а потом приходит сыщик, заглядывает во все углы и находит что-нибудь, оставленную трубку, например, или изучает состав пепла и говорит: «Ага! Скажите, мисс, это вы недавно выкурили тут сигару?» И все, конец.
– Понятно, – сказала мисс Петтигрю, хотя ей было не понятно, а скорее наоборот. Ее воображение нарисовало ей картину: армия полицейских, сыщиков и детективов, чередой входящих в дверь квартиры мисс Лафосс.
– Да нет же, я еще ничего не объяснила. Дело в том, что сегодня утром может зайти Ник. Вернее, я совершенно уверена, что он зайдет, только чтобы меня подловить. Он ревнив до крайности.
И она посмотрела на мисс Петтигрю с выражением, говорящим: «Что ж, теперь я во всем призналась. Я полностью в вашей власти, но знаю, что вы меня не подведете».
Мисс Петтигрю храбро попыталась удержаться на плаву в незнакомом бурном океане.
– Вы хотите сказать, что сегодня утром здесь будет еще один молодой человек?
– Именно, – сказала мисс Лафосс с облегчением. – Я так и знала, что вы все поймете. Прошу, уберите все, что можно заметить, полностью, каждую мелочь, до последнего волоска, – все, что могло бы сказать, что здесь уже побывал другой мужчина.
Волны уже перекатывались над головой мисс Петтигрю, но ей удалось дрогнувшим голосом заметить:
– Наиболее безопасным методом было бы не впускать его.
– А, да. Но этого я никак не могу сделать.
– Почему же? – удивленно осведомилась мисс Петтигрю.
– Я его, в общем, боюсь, – сказала мисс Лафосс.
– Тогда, – сказала мисс Петтигрю храбро, – если вы этого молодого человека боитесь, я открою дверь вместо вас и строго объясню, что вы не принимаете.
– Боже мой! – заломила руки мисс Лафосс. – Но он, возможно, и не станет звонить или стучать. Дело в том, что у него есть ключ. Он откроет дверь и войдет. Но это неважно, я бы все равно не смогла его не впустить, ведь это он платит за квартиру. Так что тут еще это обстоятельство.
– Понятно, – тихо повторила мисс Петтигрю.
Теперь ей и в самом деле было понятно. Ею овладело желание подобрать пальто и шляпку, гордо задрать подбородок и выйти за дверь с выражением оскорбленной гордости на лице. Но вместо этого она услышала, как ее собственный голос слабо предложил:
– Но тогда, быть может… быть может, не стоило приглашать того, другого джентльмена?
– Ах! – вздохнула мисс Лафосс. – Все так сложно. До вчерашнего вечера я не знала, что Ник собирается прийти, и даже тогда узнала только случайно. Мне он сказал, что возвращается завтра. Он уезжал, понимаете? Мне кажется, он… он меня в чем-то подозревает. Ну вот, так что когда Фил сказал, что придет, я согласилась. А потом узнала, что Ник вернулся, но Филу уже не могла отказать, разве что получилось придумать какое-нибудь железное оправдание, а с этим у меня всегда плохо. И ни в коем случае он не должен был ничего заподозрить. Он-то про Ника ничего не знает. Фил собирается финансировать мою новую программу. Понимаете?
– Да, – подтвердила мисс Петтигрю.
В ее груди теснились удивление, осуждение и возбуждение, но сильнее всего в тот момент она ощущала пронизывающую радость. Да, именно радость. К чему притворяться? Вот она – жизнь. Драматичная. Увлекательная. Внезапная. Жизнь другой, лучшей половины человечества.
– Помогите же мне, – умоляющим голосом произнесла мисс Лафосс. – Вы видите, это вопрос жизни и смерти. Вы ведь справитесь?
Мисс Петтигрю замерла. В ней происходила жестокая внутренняя борьба. «Благодетель превыше всего, – любил повторять отец. – Грешника избегай. Грешника отвергай». Ее целомудренное воспитание, ее привычная мораль старой девы – все призывало ее воздеть в возмущении руки. Но ее останавливало накрытое для нее место за столом, чашка с кофе, толстые ломти поджаренного хлеба с маслом на тарелке – ах, знала бы мисс Лафосс, что до них ни капли и ни крошки не побывало еще сегодня во рту мисс Петтигрю.
– Позволю себе повторить: глаза у меня в полном порядке, – заметила она.
Для того чтобы стереть все следы недавнего пребывания мужчины в спальне и прилегающей к ней ванной, ей понадобилось совсем немного времени. Когда она снова вышла в гостиную, она застала мисс Лафосс отдыхающей в кресле перед электрическим камином. За это время та успела убрать посуду, оставшуюся от завтрака, но так и не сменила тот очаровательный пеньюар, в котором выглядела Цирцеей, решивший сменить гнев на милость.
«Ну, – подумала несчастная мисс Петтигрю, – теперь все же к делу. Дальше откладывать невозможно». В глазах у нее неожиданно защипало, хотя ей было хорошо известно, что от слез толку мало.
«Боже мой! – пришла внезапная мысль. – Как же я устала, как же я невероятно устала – все время „к делу”, все время жить в чужих домах, все время зависеть от чьей-то милости».
Она медленно пересекла комнату, держась прямо и гордо, и опустилась на край удобного стула напротив мисс Лафосс. Руки она сложила на коленях и крепко сжала. Теперь ей казалось, что, быть может, мисс Лафосс и в самом деле припрятала где-нибудь парочку непослушных детей, но зато она начала сомневаться, что выказанная ею столь поспешно готовность принимать участие в обмане хорошо зарекомендовала ее перед их матерью. Когда дело касалось детей, матери могли вести себя весьма странно. И что было позволено Юпитеру, вовсе не дозволялось быку.
– Что же касается… – начала мисс Петтигрю.
Мисс Лафосс с готовностью обернулась к ней.
– Что-то не так?
