– Ах, – перебила она трепетно, – позволено ли… позволено ли мне будет присоединиться к поздравлениям по случаю…
– Ага, – сказал Тони.
– Любовь и юность… – начала мисс Петтигрю.
Мисс Лафосс и Мисс Дюбарри повернулись к ней. Мисс Петтигрю догадалась, что мисс Дюбарри готова снова напасть на нее – и не ошиблась. Мисс Петтигрю находила столь бурные проявления чувств, направленные в ее сторону, странными, но тем не менее исключительно приятными. Совершенно неподобающее поведение для порядочной дамы. Недостает той обворожительной, чисто английской сдержанности, что так ценилась на материке, но мисс Петтигрю согласна была на время наплевать на приличия.
Мисс Дюбарри подбежала к ней и крепко обняла.
– Милая, милая моя мисс Петтигрю. Я ваш вечный должник!
Глаза ее снова наполнились слезами.
– Джиневра, – вмешалась мисс Лафосс, не менее страстно. – Что бы мы без вас делали?
– Что бы вам ни понадобилось, – продолжала мисс Дюбарри, трепеща от счастья. – Что угодно, приходите тотчас же. Разгладить морщины. Покрасить волосы. Сменить лицо.
– Это еще о чем? – поинтересовался Тони.
– Ни о чем, – хором воскликнули мисс Лафосс и мисс Дюбарри.
– Чисто женский разговор, – добавила мисс Лафосс.
Мисс Дюбарри собрала свою верхнюю одежду.
– До вечера? – сказала мисс Лафосс.
– Обязательно, – сказала мисс Дюбарри.
Дверь закрылась за счастливой парой.
– Очаровательная девушка, – сказала мисс Петтигрю, – хотя ее и бывает порой сложно понять.
– Пора сваливать, – сказала мисс Лафосс, – пока остальные не набежали.
Она вышли на улицу. Мисс Лафосс поймала такси и усадила мисс Петтигрю. У цветочного магазина она остановила машину и вышла.
– Так, – сказала она, вернувшись. – Бутоньерку я заказала. А еще говорят, что у меня память никуда не годится!
– Как мило с вашей стороны, – прошептала мисс Петтигрю, затуманиваясь.
– После всего, что вы сделали для Эдит, – возразила мисс Лафосс, – что там какая-то бутоньерка?
– Но уверяю вас, – снова начала бедная мисс Петтигрю, – я вовсе…
– Никакой ложной скромности, – перебила мисс Лафосс. – Не желаю даже слушать.
Они прибыли к Онслоу Маншенс, вошли, поднялись на лифте и прошли к двери квартиры мисс Лафосс. Она вложила ключ в замок.
Мисс Петтигрю странным образом ощущала, что вернулась домой. Их выход в свет был, несомненно, волнительным и восхитительным событием, которое она теперь сможет вспоминать и обдумывать до конце своих дней, но он ни в какое сравнение не шел с тем чувством удовлетворения, как после хорошего ужина, которое овладело ей, как только она переступила порог. Радость от этого простого действия была для нее почти болезненной. Она решительно отвергла все мысли о завтрашнем дне, когда все это превратится в прекрасный сон. Сегодняшний день еще длился.
Мисс Петтигрю захлопотала. Она включила свет и электрический камин, и взбила подушки на диване, придав им манящую округлость. Алые абажуры на лампах бросали на стены теплые, уютные тени.
Мисс Лафосс сбросила свою шаль.
– Как хорошо, что никуда не надо спешить.
И она погрузилась в мягкое кресло перед камином.
Мисс Петтигрю тоже сняла шубку, но гораздо осторожнее, и аккуратно сложила ее. Чужое платье придавало ей важности в собственных глазах. Она даже ступала теперь иначе, с удивительным достоинством. Глубокий черный бархат требовал к себе уважения.
– Джиневра, садитесь же, – сказала мисс Лафосс. – Вы устанете.
– Нисколько, – возразила мисс Петтигрю. – Мне так хорошо, что об усталости не может быть и речи.
– Как ноги?
– С моими ногами, – гордо заявила мисс Петтигрю, – всегда все в порядке. Голова немного закружилась, вот и все.
– Как скажете, – улыбнулась мисс Лафосс.
Мисс Петтигрю подошла и села рядом с ней. Камин излучал мягкое тепло, столь приятное после холода и сырости ноябрьских улиц. Она и мисс Лафосс были одни в комнате, убаюканные домашним уютом. Занавески задернуты, двери закрыты, кресла подвинуты к огню. Из всего невероятного, восхитительного дня этот момент казался ей самым счастливым – и все же ей не хотелось бы, чтобы он длился. Перед ней простиралась пустынная равнина долгих лет, наполненных однообразной, спокойной рутиной. Сейчас же она желала прямо обратного. Пусть что-нибудь скорее случится. Если этого не произойдет, она будет невероятно разочарована. Не может же быть, чтобы судьба, повернувшаяся в этот день к ней лицом, вдруг оставила бы ее снова. Что-то обязательно случится. О, она, разумеется, будет благоразумна и насладится этой короткой передышкой, но только для того, чтобы набраться сил перед следующими событиями.
– Не знаю, как вы, – смело сказала мисс Петтигрю, – но я бы не отказалась сейчас от чашечки чаю.
– А! – сказала мисс Лафосс.
– Эти… другие напитки – очень мило, конечно, – призналась мисс Петтигрю, – и они несомненно благотворно, хотя и немного странно влияют на настроение и самочувствие, но все же ничто не сравнится с чашечкой хорошего чаю.
– Я согласна, – сказала мисс Лафосс. – Сейчас сделаю.
– Ни с места, – приказала мисс Петтигрю. – Если бы вы только знали, насколько… насколько я буду счастлива.
Мисс Лафосс подчинилась.
Мисс Петтигрю поспешила на кухню и захлопотала, как небольшой деловитый вихрь. Работать для мисс Лафосс – какое это было удовольствие! Но в ту же минуту она почувствовала болезненный укол зависти. Как же, должно быть, прекрасно владеть собственным жилищем! Никогда больше не прислуживать, никогда не сидеть в стороне, никогда не позволять собой помыкать. Она быстро справилась с этим чувством. Ее день еще не кончился. Разумеется, нет; у мисс Лафосс были планы на остаток ночи, иначе к чему этот визит в цветочный магазин?
Чайник закипел. Мисс Петтигрю заварила чай. Она утвердила сервиз на подносе, добавила печенье и вынесла его в комнату.
– В самом деле, – сказала мисс Лафосс. – Чай сейчас очень кстати.
Окутанная ароматом, поднимающимся из ее чашки, мисс Петтигрю сияла.
– Чашечка хорошего чаю придает заряд бодрости надолго.
– Который час? – спросила мисс Лафосс.
– Почти семь.
– О! – вздохнула мисс Лафосс. – Можно не торопиться.
– Я слышала, – сказала мисс Петтигрю с отточенной небрежностью, – что вы поете в ночном клубе.
– Ну да. «Алый павлин». Ник его держит, кстати.
– Вот как, – мрачно сказала мисс Петтигрю.
– Правда ведь, Тони и Эдит выглядели счастливыми? – вздохнула мисс Лафосс.
