Что бы рецензент, осудивший «Где-то в высоте» за излишнюю вольность, сказал о «Мисс Петтигрю», мы, к счастью, не знаем. Предыдущие книги Уотсон ни в коей мере не могли подготовить читателей продукции «Метьюэн» к такой кардинальной смене направления, к празднику, веселью, легкомыслию, очарованию романа, расчисленного по часам, сюжета, более подходящего фильму с участием Фреда Астера. То умудренная, то наивная, Мисс Петтигрю неизменно изобретательна; героиня строго блюдет мораль, но разочаровывается в ней на протяжении единственного дня и начинает боготворить своих новых знакомиц, мисс Лафосс – обладательницу трех любовников одновременно (а также, вполне возможно, двух незаконных детей) и мисс Дюбарри, владелицу лучшего салона красоты во всем Лондоне, весело объясняющую, что «если с самого начала поставить вопрос „или замуж, или ничего”, то они, как правило, выбирают „замуж”. Мне повезло, он был от меня без ума, и долго такого темпа не выдержал. Ему достался приличный надгробный памятник, а мне – салон». И так далее – блестящие реплики, и полное отсутствие как сельского диалекта, так и суровой внутренней борьбы. Автор нашел наконец свой стиль. Шикарные ночные клубы тридцатых, роскошные вечерние платья, мужчины, разодетые в пух и прах, словно сходят живыми со страниц книги. При этом заметим, что Уинифред Уотсон ни тогда, ни впоследствии ни разу не открывала двери ночного клуба. «Когда пишешь, важно самому чувствовать, что пишешь правильно – тогда тебе обязательно поверят», – сказала она мне.
К тому времени, как началась война, Уотсон закончила и свой пятый роман, «В паре шагов» (1939), еще одну вариацию на тему «Золушки», взявшую от «Мисс Петтигрю» оптимизм и юмор, но перенесшую их в декорации современной городской нищеты. Обе книги до сих пор превосходно читаются. Последний роман, наполовину детектив, наполовину психологический этюд из жизни высших классов Лондона и окрестностей, был опубликован в 1943 году.
Этот роман, «Оставляю и завещаю», посвящен свекрови Уотсон, «в благодарность за неизменную доброту»; после 1943 года Уотсон не только ничего не издала, но даже и не написала, если не считать ста двадцати страниц набросков к еще одному роману, теперь утерянному. В потере стоит винить обстоятельства, а не сознательное решение: однажды вечером во время войны Уотсон осталась дома одна с сыном, и ребенок отказался засыпать в своей комнате на верхнем этаже, поэтому она принесла его вниз, в гостиную. Она рассказывала, что смотрела, как он смеется в колыбельке, когда услышала вой авиабомбы. Осколки взорванного камина уничтожили кроватку в его комнате; в соседних домах было несколько жертв. То, что сын оказался внизу, спасло его; он пережил войну, женился, и у него самого родились двое детей.
Уотсон угрожала бездомность, но, как она говорила, «в те времена женщины более старшего поколения не могли жить сами по себе – они просто не знали, как это делается»; ее свекровь переехала к замужней дочери, сама она – в дом свекрови, а ее мать, в свою очередь, – к ней. Писательству сразу же пришел конец. Как Уинифред объяснила мне – не с обидой, а всего лишь констатируя факт, – «невозможно писать, когда ни на секунду не остаешься одна». Шестью годами позже, снова в своем собственном доме, она почувствовала, что время ушло, и оставила литературные занятия без сожаления, как нечто, принадлежащее иному периоду своей жизни.
Хотя шесть книг распадаются в целом на две группы – три о жизни в северной провинции в прошлом веке и три в современных обстоятельствах, – при чтении подряд они поражают индивидуальностью: сельский роман, исторический, комическая фантазия, «бедная девушка выходит в свет», убийство с семейными осложнениями. И при этом все они поднимают вопросы, общие для «женских романов» того времени – описывают жизнь с точки зрения женщины, особое внимание уделяя преодолению трудностей и победе над обстоятельствами, необходимыми для наступления неизбежного счастливого финала.
Во время нашей встречи Уотсон заявила, что женщины читают женские романы, а мужчины – мужские; возможно, в те времена, когда она писала свои книги, это утверждение было более истинным, чем сейчас. Ее собственные романы отчетливо сюжетны; она точно знала, что́ произойдет еще прежде, чем выводила первую строку. Цельные истории, приятное чтение, взять в библиотеке и вернуть – в точности так, как сама Уинифред делала с теми книгами, о которых сказала потом, что может, по крайней мере, лучше, чем это, – и получила совет приниматься за дело. Северные романы Уотсон предвосхищают более поздние книги Кэтрин Куксон, поднимая схожие темы: сложные взаимодействие внутри семьи и между полами, разрешаемые способами, идущими поперек общепринятых норм и даже против закона – но такими, которые позволяют женским персонажам выжить и достичь успеха. Мне неизвестно с определенностью, что Куксон в юношестве читала романы Уотсон, но учитывая, насколько популярными и широко известными они были в то время в Ньюкасле, было бы удивительно, если бы она ничего о них не знала.
Сквозь все эти книги проходит тема женщины, получившей последний шанс, приспособившейся к новым обстоятельствам, оставляющей позади прежнюю жизнь – как и сама Уотсон, постоянно открывающая для себя новые жанры; смена направления была для нее неразрывно связана с писательством. В конце концов этот путь привел ее к тому, чтобы перестать быть писателем вовсе, к моему, но не к ее большому сожалению.
«Я прожила радостную жизнь», – сказала она мне. И, могу я добавить, написала радостную книгу – которая лежит теперь перед вами.
Генриетта Твайкросс-Мартин
Кембридж, 2000
Глава первая
9:15–11:11
Мисс Петтигрю открыла дверь и вошла в помещение бюро трудоустройства ровно в тот момент, когда часы прозвонили четверть десятого. Никакой надежды она, как обычно, не питала, но на этот раз хозяйка встретила ее улыбкой.
– А, мисс Петтигрю! А у меня для вас кое-что имеется. Сразу двое; доставили вчера, но уже после того, как я ушла. Так, где же… Ах, вот оно. К миссис Хилари, горничная. И к мисс Лафосс, гувернантка в детскую. Хм. Я бы предположила, что наоборот, но что есть, то есть. Может быть, она удочерила какую-нибудь сиротку-племянницу.
И она выдала мисс Петтигрю карточку с адресом.
– Вот, пожалуйста. Мисс Лафосс, Онслоу Маншенс, квартира пять. Сегодня ровно в десять. Как раз успеете.
– О! Благодарю! – еле слышно произнесла мисс Петтигрю, едва не падая в обморок от облегчения. Она крепко зажала в руке кусочек картона. – Я уже почти отчаялась. Теперь так редко нуждаются в услугах таких, как я.
– Да, нечасто, – согласилась мисс Холт и, закрывая за мисс Петтигрю дверь, подумала: «Надеюсь, от нее наконец избавились».
Выйдя обратно на улицу, мисс Петтигрю закуталась поплотнее. Стоял ноябрь, и день был холодный, серый и туманный, в воздухе висела морось. Блекло-бурое пальто мисс Петтигрю теплым назвать было сложно. Ему шел пятый год. Вокруг шумел моторами Лондон. Пешеходы поспешали по своим делам, стремясь как можно скорее покинуть неприютные улицы. Мисс Петтигрю влилась в общий поток, угловатая дама средних лет, роста тоже среднего, худощавая вследствие плохого питания, с выражением покорно-безнадежным, и с глазами, полными тихого ужаса – видного любому, кто бы в них заглянул. Но во всем мире никому не было дела, живет ли на этом свете мисс Петтигрю или нет.
