– Да, – он поворачивает ключ и заводит машину, – да. Совсем не очень. У меня большие неприятности.
– Ну, когда ты вернешься домой и расскажешь, как героически нашел пропавшего друга, она простит тебя.
– Ну, – отвечает Расс, выезжая с парковки, – будем надеяться, ты права. Или на ближайшее время меня отправят в угол.
– В угол? В смысле?
– Ну… – смеется он. – Это место, куда отправляют непослушных детей. Прийти в себя.
– Серьезно? – изумляется она. – Расс? Твоя жена заставит тебя там сидеть? Как ребенка?
Он громко хохочет.
– Нет-нет! – сквозь смех отвечает он. – В переносном смысле. Просто такое выражение.
– Значит, не отправит?
– Нет. Но будет долго дуться. И сегодня, скорее всего, я буду спать на диване.
Лили кивает и ненадолго умолкает. Потом наконец поворачивается к Рассу, смотрит на его профиль, воскресную щетину и бледные безволосые руки на руле и говорит:
– Прости. Я очень ценю твой поступок. Ты очень хороший человек.
Он с улыбкой поворачивается к ней и отвечает:
– Рад помочь, Лили. Правда. Пустяки.
Но Лили понимает: это вовсе не пустяки, чтобы поехать с ней, Рассу пришлось поругаться с женой, судя по его рассказам – сильной и грозной женщиной. Теперь она понимает, почему Карл захотел с ним дружить. Этот мягкий человек явно смелее, чем кажется.
36
Как только они заходят в паб, Фрэнк вспоминает. Он вспоминает, что был здесь раньше, – без тумана, четко и ясно, – а еще была певица со светлыми волосами, и девушка за пианино, и… Его горло наполняется желчью… Еще была текила, было какое-то напряжение, и та девушка, девушка с каштановыми волосами. Вдруг, внезапно, он вспоминает ее имя. Оно камнем падает ему под ноги. Кирсти. Девушку зовут Кирсти, и он ее любит. Очень любит.
Фрэнку удается остаться в сознании, удается удержаться на ногах и сохранить содержимое своего желудка. Он идет к маленькому столику, зарезервированному на их имя в маленькой комнатке отдельно от основного помещения. Доходит до стула и тяжело садится. Закрывает глаза, пытаясь проследить за образами и проникнуть в отдаленные уголки своего подсознания. На несколько секунд ему это удается, и он видит зеленые глаза, дождевик, дешевые кроссовки, глупую улыбку. Сердце начинает болеть – так сильно, что Фрэнку приходится массировать его обеими руками.
Элис не заметила перемены в его настроении. Она слишком занята: утраивает Сэди на грязной овечьей шкуре, принесенной из дома, пытается понять, что заказать Романе («По воскресеньям у них нет омлетов, привереда»), пытается заставить Жасмин вытащить наушники и выключить телефон. К тому моменту, как она про него вспоминает, он уже приходит в себя.
– Говядину, свинину или курицу? – спрашивает Элис.
Он быстро проглядывает меню и поворачивается к Романе, которая решила сесть рядом с ним:
– Что будешь?
– Жареную картошку.
– Просто жареную картошку?
– Ага.
Она капризничает. Сложила руки на груди. Элис поднимает одну бровь и вздыхает.
– Ну, у нас вот так… Она заявляет, что чувствует в мясе кровь. Если только оно не в панировке, или не в хлебном ролле с сыром, или не порезано и приготовлено с помидорами.
Фрэнк кивает и говорит Романе:
– Вообще-то, я собирался заказать то же, что и ты, но теперь подумываю о курице.
Романа пожимает плечами, будто ей глубоко плевать. Элис и Фрэнк обмениваются улыбками.
– Устала, – одними губами говорит Элис.
Фрэнк кивает и смотрит ей в глаза.
– Я кое-что вспомнил, – говорит он, когда между детьми завязывается беседа.
– Ты в порядке?
– Да, – улыбается он. – Нормально. На этот раз все иначе. Четко и ясно. Я видел певицу, стоящую вон там, – он показывает на основной зал. – С пианисткой. И я вспомнил девушку. Ту, с каштановыми волосами. Как следует вспомнил. И, Элис, – радостно продолжает он, – я вспомнил даже ее имя!
Элис поднимает бровь.
– Серьезно?
– Да! Кирсти! Ее зовут Кирсти.
По лицу Элис пробегает тень.
– Ого. Вау! Фрэнк, потрясающе!
– Да. Думаю, началось. Думаю, завтра все начнет возвращаться. Прямо как ты сказала.
– И кто она? – задумчиво спрашивает Элис. – Ты вспомнил, кто она?
– Нет. Но я вспомнил, что любил ее. Очень любил. И что… – он снова хватается за сердце. При мыслях о той красивой девушке из прошлого боль вернулась. – Что я скучаю по ней. Очень скучаю.
Элис протягивает руку через спинку стула Романы и мягко сжимает его плечо.
– Она была твоей женой? – почти шепотом спрашивает Элис.
– Не знаю. Правда не знаю.
– Забавно подумать, что, возможно, у тебя есть жена.
Он пожимает плечами. Совсем не забавно. Это ужасно. Он вспоминает, что сказала прошлым вечером за ужином Жасмин, о том, что с его стороны жестоко не узнавать, кем он был, о том, что его могут с волнением где-то ждать. И до этого момента он не совсем понимал, о чем речь. Он не испытывал чувств ни к кому, кроме присутствующих. А теперь вдруг любит кого-то из прошлого. Любит Кирсти.
Элис выдавливает улыбку. Трет его по плечу и быстро убирает руку.
Появляется официантка с блокнотом. Фрэнк поворачивается к ней, чтобы сделать заказ, и замечает, что Элис отстраненно уставилась в пустоту и в глазах у нее блестят слезы.
По дороге домой Элис не берет Фрэнка за руку. Во-первых, это взволнует детей, во-вторых, она и не хочет. Она начинает понимать: всему приходит конец. Он маячит на горизонте, и ей совсем не нравится это зрелище. Жесткое и вульгарное. Вот она сидит одна у себя в комнате и режет карты, чтобы сделать из них картины, которые другие люди подарят своим любимым. Вот она смотрит телевизор на усыпанном крошками диване, в окружении вонючих собак и угрюмых подростков, потом отправляется спать с грейхаундом, а на следующее утро просыпается с жирными растрепанными волосами, и все начинается сначала, а ей на это плевать. Вот этот красивый мужчина с волосами цвета осени, нежными глазами, теплым дыханием и сильными руками навсегда уйдет из ее жизни и оставит ее здесь, жить жизнью, которая вполне устраивала ее, пока он не появился на пляже пять дней назад. Вот лучшее, что могло с ней случиться в этот конкретный момент жизни, забирают у нее, даже не дав насладиться.
По дороге домой Элис молчит. Сэди плетется возле ее ноги. Жасмин снова включила музыку и идет впереди с мрачным и обиженным видом, как предполагает Элис – напоказ. Кай держит Роману за руку и болтает с ней о всякой ерунде. В небе парят чайки, на горизонте тускло мерцает огромный круизный лайнер, настолько далекий от маленького и древнего Рэдинхауз-Бэй, что кажется чем-то инопланетным.
