– Итак, Грей, у тебя есть девушка? В Кройдоне?
Иззи пихнула Хэрри под ребра и посмотрела на нее с деланым ужасом.
– Хэрри!
– Что? Я просто спросила.
– Нет, – влезла Кирсти. – У него нет девушки. Вообще-то, никогда и не было…
Грей зажал сестре рот рукой и чуть не повалил ее на пол. Но она не поддалась, оттянула ладони Грея вниз и заявила:
– Он никогда ни с кем не целовался, не считая нашей мамы.
Он снова повалил ее на пол и сказал:
– Это неправда. Честно. Она говорит так просто из вредности.
– Знаете что? Кажется, я впервые поцеловался с девушкой только в семнадцать лет, – сказал молчаливый, слегка косоглазый парень по имени Алекс. – Или в шестнадцать? Хотя, может, и в тринадцать. Не помню. Но мне казалось, что ждать пришлось ужасно долго.
– Я тебя поцелую, – сказала Иззи, поворачиваясь к Грею.
Грей отпустил Кирсти и мигнул.
– Что? Слушай, на самом деле я уже целовался, так что нет нужды делать это только из доброты.
– О, Грей, клянусь: доброта тут ни при чем.
А потом, прежде чем он успел запротестовать или даже подумать о протесте, она поцеловала его на глазах у всех: обхватив его руками за шею, засунула язык ему в рот и крепко прижалась к нему своей маленькой грудью.
Сначала он пытался сопротивляться ее объятиям, но вскоре животный стук музыки, золотистая полутьма, разнузданная атмосфера, текила, пиво, экстази и эта девушка, здесь, в его объятиях, вкус ее губ и исходящая от нее чистая страсть ввергли его в состояние забытья, где существуют только они вдвоем. Его сознание переполнил калейдоскоп образов, переменчивых, подвижных, сходящихся и расходящихся, пульсирующих в такт музыке и вдруг сливающихся в раскрытый павлиний хвост. Он сиял переливчатыми слоями зеленого, пурпурного и голубого, танцевал и раскачивался. От невероятной красоты Грей даже на мгновение забыл, что целует Иззи, что ее руки – у него в волосах, что остальные смотрят на них, подбадривают, улюлюкают и хлопают в ладоши, и происходит полное безумие. Когда они наконец остановились, он заглянул ей в глаза и увидел там перья павлина, наклонился и прошептал ей на ухо: «Ты прекрасна». А она наклонилась к нему и прошептала: «Ты тоже».
Марк вытащил из кармана маленький пакетик и выложил на столешницу очередной комплект таблеток. Одну он снова разломил пополам. И подтолкнул одну половинку к Грею, а вторую – к Иззи.
На этот раз Грей не заставил себя упрашивать.
32
– Алло? Это миссис Монроуз? – почти шепотом спрашивает Лили.
– Нет, – отвечает тихая женщина, – думаю, вы ошиблись номером.
– Нет, простите, я знаю – это не ваше имя. Конечно. Меня зовут Лили. Мы с вами говорили несколько недель назад. Когда я вышла замуж за вашего сына.
Короткая, напряженная пауза.
– Простите, но боюсь, вы все же ошиблись. У меня нет сына. И я не знаю никого по имени Лили.
– Но этот номер… Он есть в телефонных счетах моего мужа. Он звонил по этому номеру, когда я говорила с его матерью. После свадьбы. Это вы.
– Думаю, здесь какая-то ошибка. Может, опечатка. У меня нет сына. Вообще нет детей.
– Но я узнала ваш голос!
– Нет, – туманно отвечает она. – Я так не думаю.
Голос отдаляется: она вот-вот положит трубку. Лили кричит:
– Вы его мать! Зачем вы лжете?
Потом умолкает и заставляет себя успокоиться:
– Вы знаете, что он пропал? Его нет уже пять дней. Пожалуйста, после разговора запишите мой номер. Сохраните его. Где-нибудь в надежном месте. Пожалуйста. Если он объявится, дайте мне знать.
Разговор прерывается. Женщина повесила трубку.
33
Входная дверь заперта. Элис и Фрэнк идут к воротам сбоку от дома, ведущим в сад. Они тоже заперты на ржавый замок, сверху висит колючая проволока. Они возвращаются к передней двери и заглядывают в боковые окна: видят холл с мозаичными полами и широкой лестницей, ведущей на залитую светом площадку. Фрэнк вздыхает.
– Ты в порядке? – спрашивает Элис.
– Да. Нормально.
– Больше никаких воспоминаний?
– Пока нет.
Через клумбу они подбираются к левому окну и заглядывают внутрь. Столовая, с длинным столом, покрытым книгами и обрывками бумаги, латунным подсвечником, камином с двумя кожаными креслами по сторонам и какой-то другой мебелью, накрытой чехлами от пыли. Потом они заглядывают в правое окно. За ним – большая гостиная с тремя диванами в чехлах, расставленными вокруг камина, над которым висит позолоченное зеркало, еще чехлы и картонные коробки. Такое впечатление, что обитатели дома собирались переезжать и внезапно уехали.
Элис слышит телефонный звонок и достает смартфон. Смотрит на экран, но он погашен. Убирает телефон обратно в карман и немного вздрагивает, снова услышав звонок. Снова достает из кармана трубку и смотрит на черный экран. Звонки продолжаются, продолжаются, и продолжаются. Она смотрит на Фрэнка:
– Откуда этот звук?
Он прислушивается.
– Похоже, что изнутри.
Какое-то время они стоят, замерев на клумбе, и слушают звон телефона. Наконец он умолкает, но вскоре начинает звонить опять.
Элис становится не по себе, она с тревогой смотрит на Фрэнка. Он явно понял для себя значимость телефона, звонящего в пустом доме. Спустя несколько дней после того, как Фрэнк приехал в Рэдинхауз-Бэй, и несколько часов после того, как он вспомнил этот дом, за запертой дверью звонит и звонит телефон. Это не может быть не связано с ним.
Они нажимают дверной звонок – один, два, три раза. А потом отходят назад, чтобы заглянуть в окна верхних этажей. Пытаются увидеть какое-нибудь движение, признак жизни. Но – ничего. Закрытые шторы, темные стекла. И жутковатый, призрачный звук телефонного звонка.
– Ну все, – Элис берет Фрэнка за плечо. – Пойдем домой.
Он замирает, словно не в силах покинуть это место. Но потом расслабляется и с улыбкой поворачивается к Элис:
– Да. Пойдем.
– Мы всегда можем вернуться.
– Да. Можем.
Телефон все еще звонит, пока они идут по гравию дорожки – его отчаянная настойчивость превращается в далекую жалобу, когда они переступают через ржавые цепи, а потом вовсе исчезает в реве проезжающих мимо машин, когда они ступают на тротуар.
Какое-то время они идут в тишине. Сложно подобрать слова.
– Есть предположения? – решается Элис, когда они поворачивают за угол и видят под собой успокоительную суматоху города.
У Фрэнка бледный вид. Он качает головой.
