– Я был в этом пабе.
Она встревоженно смотрит на него.
– Я был в этом пабе, – повторяет он.
– Ясно. Тогда давай сходим сюда пообедать. Хорошо? По воскресеньям они подают прекрасный обед. Йорк-ширский пудинг размером с футбольный мяч. Серьезно.
Он недоуменно смотрит на нее.
– Ты не знаешь, что такое йоркширский пудинг?
Он отводит взгляд:
– Какая-то сладость?
– Господь с тобой, – смеется Элис, и неловкость исчезает, он смеется в ответ и берет ее за руку, и они вместе доходят до дома на скалах.
Фрэнка подташнивает: недосып, слишком много красного вина накануне вечером, слишком много крепкого кофе с утра и, в довершение ко всему, головокружительный омут воспоминаний. Когда они забираются наверх, он держится лишь благодаря руке Элис, ее поддержке. Удивительно, насколько остро он в ней нуждается. Интересно, он был таким и раньше? Проявил бы он интерес к этой немного потрепанной женщине с мешками под глазами и свисающим животом? Может, в настоящей жизни у него была молодая девушка – и даже не одна? А может, он предпочитал определенный тип женщин? Может, «настоящий» он расхохотался бы при одной мысли о постельных утехах с сорокалетней матерью троих детей?
А может, он был девственником?
Нет, думает он, вспоминая минувшую ночь. Девственником он не был, точно.
Чем все это закончится? Он вполне уверен, что кого-то убил. Если это так, то рано или поздно все обнаружится. Неизбежно. Обнаружат труп или пропавшего без вести человека. Найдется какой-нибудь свидетель. За ним приедет полиция. Потом появятся жена, или девушка, возможно ребенок, или даже собака. Квартира или дом с его вещами, какая-нибудь работа, еще вещи. Появятся родители, братья или сестры. Будет суд. Его отправят в тюрьму. И что тогда будет с этим живым, теплым чувством, возникшим между ним и Элис? Куда оно денется?
Он обнимает Элис за талию, прижимает ее поближе, кладет щеку ей на макушку. Она поддается, их тела сливаются, они идут в ногу.
Дом не совсем заброшен. Но выглядит он неопрятно: прошлогодняя листва лежит на посыпанной гравием подъездной дорожке, на живой изгороди сверкает паутина. Светлая каменная кладка заросла мхом и покрылась коричневыми полосками. Но на окнах висят шторы, а в клумбах цветут цветы. Дом скорее неухожен, чем покинут.
Фрэнк останавливается у входа. С каждой стороны вдоль проезда подвешено по ржавой цепи. Он переступает через одну из них, подошвы шуршат по гравию. Элис идет за ним.
– Какой красивый дом, – восхищается она.
Дом и правда красив. Симметричный, с большими окнами и правильными пропорциями, каменными украшениями, дорическими колоннами и большим веерообразным окном над дверью.
Фрэнк пытается вспомнить что-нибудь о жизни здесь, но тщетно. Он начинает злиться, пинает носком ботинка гравий.
– Ты в порядке?
– Как же мне это надоело, – стонет он. – Черт, до чего надоело.
– Не помнишь?
– Нет, – смягчается он. – Нет. Не помню. Прошлой ночью я был так уверен. А теперь…
– Пойдем, – она осторожно тянет его за руку. – Пойдем, посмотрим. Никогда не знаешь. Может, дверь не заперта. Может, внутри откроются воспоминания.
Он идет за ней по дорожке к двери. Поднимается по ступеням, ступая как можно тверже, пытаясь впитать энергетику места, будто у камня есть память и он может вспомнить его ноги. Он хватается за большую медную шестиугольную ручку посередине двери. Держится за нее. Закрывает глаза. И вспоминает: мертвые лилии в вазе, красивая девушка в кроваво-красном вечернем платье, тонкие светлые волосы в ниспадающем пучке. Она улыбается, протягивает руку и проводит его через эту дверь.
31
1993
Тони открыл дверь коттеджа и посмотрел на небольшую толпу пьяных людей, стоящих снаружи.
– Папа, – сказал Грей, – я пойду к тете Марка. На вечеринку. Вроде того.
– Не на вечеринку, – вмешался Марк, на удивление трезвым голосом для человека, который пил текилу на протяжении последнего часа. – Мы просто посидим. Компанией друзей.
Тони в полном замешательстве посмотрел на Грея. Перевел взгляд на Марка, а потом повернулся к маме Грея, которая только подошла.
– Что происходит?
– Грей собрался на вечеринку. С Марком.
– Не вечеринку, миссис Росс. Просто соберемся. Только мы. Это мои старые друзья из дома. И тетя тоже будет там.
Тони скептически посмотрел на Грея. Грей сделал упрямый вид и напряг челюсть. Он пойдет, чего бы это ни стоило.
Потом вмешалась Иззи:
– Может, ваша дочь тоже захочет пойти? Мы были бы ей рады.
За мамой и папой появилась Кирсти и вопросительно посмотрела на Грея.
– О, вот и она, – сказал Марк. – Мы позвали твоего брата на небольшую тусовку. В доме. Иззи хочет пригласить и тебя.
– Эмм, – Кирсти жестом показала на пижаму, – боюсь, что нет.
Но Грей заметил, каким взглядом она смотрела ему за плечо, на двух гламурных девушек в нарядных вечерних платьях и не менее симпатичного загорелого друга Марка в расстегнутой рубашке. Впечатляющая компания.
– Пойдем, – пригласила Иззи. – Будет весело.
Кирсти прикусила губу.
– Но уже поздно, – возразила она.
– Еще даже нет десяти. Пойдем.
– Даже не знаю.
Тони и Пэм переглянулись.
– Пожалуйста! – настаивала Иззи. – Мы подождем, пока ты оденешься. Будет весело.
Тони строго посмотрел на Грея. Грей пожал плечами. Если Кирсти хочет пойти – это ее личное дело. Уговаривать он ее не собирается. Как и отговаривать. Он просто хочет скорее уйти отсюда, добраться до дома, выпить еще, продолжить беседу, начатую с Иззи в баре, во время которой она практически не отрывала от него взгляда, несколько раз соприкоснулась с ним плечом и коленом, не пытаясь сменить позу, и называла его «милым» и «очаровательным».
– Ладно, – сказала Кирсти.
Тони и Пэм встревоженно посмотрели на дочь.
– Что? Все будет нормально, – заверила она. Потом повернулась к компании: – Дайте мне две минуты. Даже одну.
– Мы проводим ее до дома, – пообещала Иззи.
– В целости и сохранности, – добавил Марк.
– Грей, – сказал папа, – я хочу, чтобы вы оба к полуночи были дома. К полуночи, – повторил он.
Грей с досадой цокнул языком. Если бы не Кирсти, они были бы снисходительнее.
– Хорошо.
– А если вы не придете, я приду за вами и заберу вас. Хорошо?
– Господи, – пробормотал Грей. – Да, хорошо.
