– Ага, – потер подбородок папа. – Очень талантливая, – хихикнул он. – А теперь ешь.
Грей поглощал стейк, не чувствуя толком вкуса. Он был полностью поглощен присутствием Иззи, ее хрипловатым чувственным голосом, говорящим где-то у него за спиной:
– Спасибо большое. Вы очень добры. Спасибо.
Через несколько минут он решился обернуться и увидел ее у стойки бара. Она пила пиво со своей подругой-пианисткой и двумя молодыми людьми, одним из которых, к ужасу Грея, оказался Марк.
– О боже, – пробормотал он, – поверить не могу.
Его семья обернулась посмотреть, но потом все резко повернули головы вперед.
– Этот парень напоминает мне чертов вирус, – сказал Тони.
Лицо Кирсти приобрело ярко-розовый оттенок.
– Ты в порядке, дорогая? – спросила мама, сжимая ее ладонь. – Хочешь, отведу тебя домой?
– Знаете что, – объявил Тони. – Уже поздно. Почему бы нам всем не отправиться домой?
– Нет! – возмутился Грей. – Я еще не закончил ужин!
Папа с удивлением посмотрел на него:
– Да ладно! Уверен, стейк уже ледяной.
– Нормальный, – пробурчал Грей. – Идите. Я останусь и доем. Правда. Увидимся дома.
– Ты ведь ничего не сделаешь, правда? – спросила Кирсти.
– В смысле?
– Ну, ничего не будешь говорить? Марку?
– Ты издеваешься? Я просто хочу закончить ужин. Может, послушать еще музыку. Еще выпить.
– Обещаешь?
Он закатил глаза и вздохнул:
– Идите. Я скоро приду.
Грей наблюдал, как отец оплачивает счет в баре. Как он ненадолго встретился с Марком взглядом, чуть приподнял бровь, кивнул головой. Когда они уходили, Марк смотрел в спину Кирсти, а потом повернулся обратно к друзьям и громко, раздосадованно рассмеялся.
Грей медленно доел стейк. Он чувствовал взгляд Марка, сверлящий его затылок. Потом потянулся за остатками пива, недопитого отцом. Быстро выпил. Потом выпил остатки маминого джина с тоником. Достал из заднего кармана бумажник. После того как Грей отдал пять фунтов певице, там ничего не осталось. Ощупал карманы в поисках монет и наскреб один фунт двадцать пенсов.
Он медленно встал и направился к бару. Их с Марком разделяла целая толпа, но Грей слышал его голос – прон-зительную самоуверенность – и громкий смех девушек в ответ на каждое высказывание. Такой сценарий казался Грею вполне логичным. Богатый красавчик, выпивающий и хохмящий в богемном пабе в компании привлекательных подруг. Куда логичнее, чем преследование его неук-люжей маленькой сестренки.
– У меня есть фунт и двадцать пенсов, – сказал он девушке за стойкой, – что я могу заказать?
Она вздохнула и пожала плечами:
– Пинта горького стоит фунт девятнадцать. Пинта лагера – фунт двадцать девять.
Он снова обшарил карманы в поисках мелочи. Вытащил три пенса и вздохнул:
– Пинту горького, пожалуйста.
Пока он заказывал, что-то пролетело мимо и упало на стойку. Грей опустил взгляд. Десять пенсов. Он посмотрел направо. Марк подмигнул ему.
Грей проигнорировал монету и покачал головой в ответ на молчаливый вопрос девушки.
– Горького. Пожалуйста, – натянуто улыбнулся он.
Пока ему наливали пива, он обернулся и посмотрел на Марка. Тот жестом пригласил его подойти. Грей засомневался, стоит ли поддерживать эту инициативу, но перспектива официального знакомства с Иззи оказалась слишком заманчивой. Он взял пиво, поднял десятипенсовую монетку и направился к ним.
– Держи, – протянул он монетку. – Спасибо.
– Грэхем, – сказал Марк, положив руку Грею на плечо и сжав его чуть сильнее, чем нужно. – Рад встрече.
– Грей. Не Грэхем.
– Да. Все время забываю. Давай я вас познакомлю, – он отпустил плечо Грея, оставив на коже красные отпечатки пальцев. – Это Алекс, мой друг из Харрогейта, а это Херри, его сестра. А это, как ты знаешь, удивительно талантливая Изабель МакАльпин. Тоже из Харрогейта. Кузина Алекса и Херри. Это Грей. На прошлой неделе мы с ним познакомились на пляже.
Все рассмеялись, демонстрируя идеальные зубы.
– Ох, Марк, – заявила Иззи, – ты такой чудак. Грей, рада знакомству, – она протянула ему теплую, мягкую руку. – Слушай, нам пора возвращаться на сцену. Но потом Марк собирает всех в доме у своей тети – приходи тоже.
– Да, – с преувеличенной радостью поддержал Марк. – Приходи. И приводи сестру.
– Ей всего пятнадцать, – напомнил Грей.
– Ну и что? – рассмеялась Иззи. – Мы же ее не съедим!
Я беспокоюсь не из-за тебя, – хотел сказать Грей.
Он посмотрел на Иззи, которая ободряюще смотрела на него из-под ресниц, и спросил:
– Во сколько?
– Выдвинемся прямо отсюда, – сказал Марк. – Часов в десять. Может, останешься? Пойдем все вместе.
– Я должен сказать родителям.
– Хорошо. Заглянем к тебе по дороге, заодно узнаем, не захочет ли Кирсти присоединиться.
– Не захочет. Точно тебе говорю.
Потом он посмотрел на Иззи. Она улыбалась ему, а потом подмигнула, и сердце Грея забилось сильнее. Она явно была самой красивой девушкой из всех, с кем ему когда-либо приходилось говорить. К тому же самой талантливой и сексуальной. И она ему подмигнула. Вечеринка, на которую он очень хотел попасть дома, уже прошла. Его младшая сестра успела поцеловаться раньше, чем он. Он сам не заметил, как поддался обиде, кивнул и сказал:
– Договорились.
– Ну, отлично, – Иззи слегка прикоснулась к его руке нежными пальцами. – Увидимся.
Она отправилась обратно на сцену, а потом остановилась и повернулась:
– Ой, и спасибо тебе за доброту. Я видела, что произошло в баре. Очень ценю твою щедрость, – она улыбнулась, и он понял, что улыбка таит в себе обещание и надежду.
– Ты заслужила, – сказал он и сразу покраснел, осознав, насколько грубо это звучит. – То есть…
Но она уже ушла.
– Итак, – сказал Марк, хлопнув в ладоши. – Текилы?
Его друг Алекс издал странный пронзительный звук, и они дали друг другу «пять».
Грей повернулся в сторону сцены, где сногсшибательная блондинка пела свои красивые песни, и старался не думать о предстоящем вечере.
29
Наступает воскресенье. Лили хочется, чтобы оно поскорее прошло и наступил понедельник – тогда она сумеет поговорить с полицейской, мастером-ключником и коллегами Карла. А сегодня она может только попробовать позвонить по этому номеру. Телефон матери Карла звонит, и звонит, и звонит. Но ответа нет. Гудки продолжаются до тех пор, пока связь не прерывается с презрительным щелчком, как бы говорящим: Бога ради, здесь никого нет, неужели не ясно?
