Собаки, тяжело дыша, сидят у ног Элис, пока она пристегивает им поводки.
– Ну, похоже, мы сбросили часть этого обильного ужина, – она с улыбкой поворачивается к Фрэнку, но он смотрит вверх, на скалы. Снова этот взгляд: Элис уже начинает его узнавать. Она инстинктивно подходит к Фрэнку. – Что такое?
– Тот дом. Вон там, – он показывает на особняк в дальней части скалы, в окружении тисовых деревьев и с плоской крышей. – Чей он?
Он пошатывается, и Элис приходится его поддерживать.
– Большой? В самом конце?
– Вон тот, – показывает он снова.
– Не знаю, кто живет там сейчас, но Дерри говорила, раньше он принадлежал известной писательнице. Когда-то давно.
Он качает головой, словно с ней не соглашается.
– Там павлин, – говорит он.
Элис улыбается.
– Да, вполне возможно.
Наконец Фрэнк поворачивается к ней. Его кожа покрылась холодным потом, и молочная луна освещает его призрачным светом.
– Нет. Точно. Я помню. И я думаю… – он в ужасе прижимает обе руки ко рту. И смотрит на нее глазами, полными слез. – За ужином мне показалось, что я причинил кому-то боль, Элис. И, возможно, даже убил.
Она чувствует, как он дрожит всем телом.
– Это просто невыносимо, Элис. Я больше не могу, правда. И тот дом, – он снова испуганно поднимает взгляд. – Я знаю этот дом. Знаю его слишком хорошо. Наверное, я там жил.
28
1993
Они не видели Марка уже три дня – с тех пор как он в гневе покинул их дом в четверг утром. Все это время Грей не мог до конца расслабиться. Марк уже доказал свое умение предугадывать, куда они пойдут и когда, и тихо появляться в самый неожиданный момент. Его дом возвышался на скале, белый и тревожный, и ветер иногда доносил до пляжа зловещие крики павлинов. Но Марка нигде не было.
– Может, он вернулся в Харрогейт? – предположил Тони в воскресенье утром, когда они устроились на привычном месте на пляже. Погода стояла не самая удачная – песок промок под дождем, прошедшим под утро, но солнце быстро высушивало его, и пляж начал медленно заполняться.
– Наверное, – согласилась мама. – Какой смысл оставаться тут, если девушка, которая ему нравится, не проявляет интереса.
– Возможно, он смущен, – добавил Тони.
Грей посмотрел на дом и слегка покачал головой:
– Думаю, он там. Планирует следующий шаг.
– Перестань, – попросила Кирсти. – Ты меня пугаешь.
Она повернулась посмотреть на пляжное кафе у них за спиной. Она делала это постоянно.
– Ты ни в чем не виновата, – сказал Грей. – Тебе не о чем беспокоиться.
– Мне не по себе.
– Не по себе?
– Да. Будто я его обманула.
– Брось, что за ерунда, никого ты не обманывала. Он тебя буквально преследовал!
– Знаю, – она принялась теребить кисточку на сумке. – Но ведь он платил за меня в кино. И… – она пожала плечами.
– И что?
– Ну, не знаю. Может, я его слишком обнадежила.
– Да?
– Не знаю. Наверное, немного. Но ведь сначала я действительно была немного влюблена.
– Кирсти, это нормально, – заверила мама. – Ты встречаешь человека, между вами возникает симпатия, вы проводите время вместе, и иногда ты понимаешь, что симпатия неглубокая. И двигаешься дальше.
Кирсти сделала большие глаза.
– Он сказал, что любит меня, – призналась она.
– Ну и лузер, – простонал Грей.
– И… Я сказала, что тоже его люблю.
Грей снова застонал.
– Господи, Кирст. Скажи мне, что пошутила.
Она печально кивнула.
– Я не знала, что делать. Он сказал это и посмотрел на меня так, словно хотел услышать в ответ то же самое. И я сказала.
– Боже. Когда это было?
– На пляже. После ярмарки.
– Ну ты и балда.
Кирсти треснула брата по затылку.
– Это был мой первый поцелуй, – сердито пробурчала она. – Откуда мне было знать, что делать?
– Я бы посоветовал не лгать – по-моему, ты следовала этому правилу большую часть жизни.
Она опустила взгляд.
– Я не хотела его обидеть. Не хотела, чтобы он почувствовал себя неловко.
– Ну, – сказала мама, подводя черту, – теперь все позади. Он все понял. И ушел. А Кирсти получила ценный урок. Теперь давайте постараемся расслабиться и насладиться последними днями нашего отдыха. Хорошо?
Кирсти послала Грею трагический взгляд, и он расстроенно покачал головой.
Со скалы раздался очередной жалобный крик павлина.
* * *
Тем вечером они отправились поужинать в паб. Это была старая таверна контрабандистов неподалеку от причала, где лежали перевернутыми разноцветные рыбацкие лодки, и между домами извивались узкие, подсвеченные фонарями переулки. По воскресеньям там всегда была живая музыка, и, в отличие от центральных пабов, довольно качественная – фламенко на гитаре, джаз на фортепьяно или сольные выступления артистов оперетты. Сегодня выступала молодая девушка по имени Иззи: она пела песни собственного сочинения, а другая девушка аккомпанировала ей на фортепьяно.
Им достался столик прямо у сцены, и Грей сидел достаточно близко, чтобы разглядеть шпильки, которые держали пучок светлых волос Иззи, слегка размазанную тушь под правым глазом, потертость на мысочке ее балетки. Достаточно близко, чтобы почувствовать: Иззи поет только для него. Грей был очарован. Она явно была ненамного старше его, но уже такая самоуверенная и талантливая… Он практически не притронулся к стейку, стесняясь жевать перед такой богиней.
– Большое спасибо всем, – сказала Иззи в микрофон. – Сейчас мы с Хэрри сделаем небольшой перерыв. Но скоро вернемся и сыграем вам еще. А пока… – она быстро наклонилась и подняла маленькую баночку, предоставив Грею возможность заглянуть в декольте вечернего платья, на свою абсолютно плоскую грудь, – если вам понравилась наша музыка, мы будем благодарны за любую мелочь. Или даже не мелочь. – Публика рассмеялась, и Иззи с Хэрри спустились со сцены.
– Сюда, – крикнул ей Грей.
Он положил в банку пять фунтов, и она, улыбнувшись, сказала:
– Большое спасибо.
– Ты потрясающая, – ответил он.
– Боже. Ух ты! Спасибо.
Она ушла, и вся семья изумленно уставилась на Грея.
– Пять фунтов? – поразился папа.
Грей густо покраснел.
– Да. Она очень талантливая, знаешь ли.
