– У меня тоже, – отвечает он, и оба смеются.
Она не ожидала, что испытает такое облегчение, когда увидит его на пороге своего дома. Она очень старалась быть жесткой, но на самом деле боролась с искушением заключить его в объятия и сказать: «Слава богу, ты вернулся». А теперь она благоразумна и невозмутима, потому что это – ее обычный подход к жизни, что иногда не исключает заключение окружающих людей в объятия.
– Итак, что ты делал?
Фрэнк улыбается и вертит в руках банку пива.
– Я предположил, что приехал в этот город не просто так. Понимаешь, я ведь купил билет. Дошел до пляжа. Это не может быть случайностью. И я подумал, может, прогулка по окрестностям пробудит что-нибудь в моей памяти.
– И как?
– Да! – его ореховые глаза загораются. – Я вспомнил девушку на карусели! Такой старомодной, с лошадками, прыгающими вверх и вниз? – он с сомнением смотрит на нее, словно неуверен в собственных словах, и Элис ободряюще кивает.
– Паровая ярмарка. Приезжает сюда каждое лето.
– Да! – он выглядит довольным. – Значит, это может быть правдой?
– Да. Вполне. А кто эта девушка?
– Не знаю. Но у нее каштановые волосы, и она очень молодая, я бы сказал – подросток.
– Нет никаких предположений, кто это может быть?
– Нет, но произошла странная вещь. Я спустился к пляжу возле центральной улицы, потому что был уверен, что видел девушку на карусели именно там…
– Она проходит именно там.
Он улыбается.
– Ярмарка?
– Да, на пляже, у центральной улицы! И что случилось, когда ты туда спустился?
– Меня вырвало.
– Что, буквально?
– Да. Совершенно неожиданно. А потом я опять не мог двигаться. Как в среду. Я сел и смотрел на море, на мое сознание снова опустился мрак, люди приходили и уходили, но я словно отключился ото всего. А потом, буквально недавно, когда стемнело, я вспомнил кое-что еще. Я вспомнил… – у него трясутся руки, – как человек прыгнул в море, здесь. Это точно случилось здесь. Было темно, я видел на воде лунный свет, человек плыл и плыл, и я должен был плыть за ним, но не мог, потому что… Я не знаю почему… – он массирует правое запястье левой рукой. – Я просто не мог.
Он смотрит на Элис, моргает, и она вспоминает молодого человека, зашедшего в море несколько лет назад.
– Я тоже это видела. Три года назад. Я видела человека, заходящего в море. Он снял одежду, аккуратно сложил и просто шел, пока его голова не скрылась под водой. Может…
– Нет, – он качает головой. – Нет. Тот был одет. На нем были джинсы. И рубашка. И… У него было что-то с собой. Он держал в руках что-то большое. И он не заходил. Он прыгнул. Словно пытался от кого-то убежать.
– От кого?
– Не знаю. Но такое ощущение, что от меня.
12
1993
Дом тети Марка был во всех смыслах самым шикарным частным домом из всех, где Грею приходилось бывать. Он был обставлен в стиле, который его мать называла «претенциозным», и казалось, состоял из множества зеркал в позолоченных рамах и высоких ваз с пышными лилиями. У двери их встретили три терьера и Марк в белой рубашке с поднятым воротником, аккуратных синих джинсах и босиком. Когда они прошли сквозь огромную переднюю дверь, он поприветствовал их бурно, как старых друзей, и повел через круглый холл в заставленный пальмами зимний сад, который называл «оранжереей», где за низким столиком, заставленным пирогом и чайными чашками, сидела очень привлекательная женщина средних лет с тщательно уложенными волосами.
Она встала, улыбнулась и сказала:
– Здравствуйте! Вы пришли! А то я подозревала, что Марк всех вас придумал! Честное слово. Смешной мальчик. Вернулся два часа назад с сумкой, полной муки и яиц, и сказал, что мы должны испечь пирог, потому что придут гости!
У нее был мягкий, приятный акцент, как и у племянника, но Грей не мог не заметить легких ноток истерии в ее манерах. Интересно, это ее нормальное состояние или реакция на странную, обгоревшую на солнце семью, внезапно заявившуюся в ее безупречный дом.
– Но, как бы то ни было, вы здесь, – продолжает она, укрепляя впечатление Грея, – добро пожаловать. И, пожалуйста, прошу вас, садитесь.
Она расправила свою плиссированную юбку и снова села.
– Кстати, меня зовут Китти.
Она пожала им руки, и они представились. Грей заметил, что ее взгляд задержался на Кирсти чуть дольше, чем на остальных. Она нарезала пирог дрожащими пальцами с безупречным маникюром и принялась расспрашивать про коттедж «Рэббит» и их планы на оставшуюся часть поездки. Грей ерзал на стуле из ротанга, смотрел в окно, на идеально ухоженный сад, и задавался вопросом, что они вообще тут делают.
– Марк – очень хороший мальчик, – рассказывала Китти. – У меня, к сожалению, нет своих детей, – она прижала руку к ключице фарфорового цвета, – и поэтому я все время «одалживала» Марка и его сестру. Они мне как родные, и Марк прекрасно умеет за мной присматривать, – она погладила его по руке, он ей снисходительно улыбнулся, и воцарилась первая из нескольких неловких пауз.
– Ну, – разбивает ее Тони, – должен сказать, внутри этот дом не менее потрясающий, чем снаружи.
– Спасибо, Тони, – ответила она. – За эти годы мы провели здесь много счастливых дней.
Она погрустнела – очевидно, вспомнила о недавно почившем муже.
– Как давно он вам принадлежит? – поинтересовалась Пэм.
– Ох, – ее пальцы нащупали золотое ожерелье, – уже лет двадцать или около того. Мы купили его у писательницы. Когда соберетесь уходить, можете заглянуть по дороге в библиотеку – под ее романы там специально выделена целая полка. Своего рода мемориал. Хотя я ни одной не читала. Такая литература не в моем вкусе. Исторические любовные романы, – похоже, это ее слегка смущает. – Итак, Грэхем.
– Грей, – поправляет он. – Все зовут меня Грей.
– Кроме меня, – добавляет Пэм.
– Грей. Сколько тебе лет?
– Семнадцать.
– Значит, ты еще учишься в школе?
– В колледже.
– А ты, Кирсти?
– Мне пятнадцать.
Китти приподняла тонкую бровь.
– Совсем юная, – рассеянно заметила она.
Кирсти кивнула и густо покраснела.
– А ты, Марк? – спросил Тони. – Сколько тебе лет?
– Девятнадцать.
– И чем ты занимаешься?
– Учусь в колледже. Бизнес.
– Здорово, – восхищается Пэм. – Кем надеешься стать?
– Миллионером.
Он сказал это с совершенно серьезным лицом, и Грей чуть не подавился чаем.
