В руках проводник держал стопку оранжевых жилетов:
– Если что, говорим: мы работники водоканала.
Подошли ещё какие-то люди, принесли резиновые штаны на всех, включая Люду. Она была здесь единственная женщина, да ещё и старше всех, включая Климова. Но это, похоже, никого не интересовало. Поглядывая на Птицу – он проводил инструктаж, как нужно вести себя под землёй, и держался уверенно, не хуже стюардессы, – Люда облачилась в резину и куртку. «Что крестьянин, то и обезьянин!» – всплеснула руками Великая Мать. Когда Малахов впервые услышал от Люды это выражение, то возмутился до глубины души – ему почудилось, что крестьянина сравнили с обезьяной, а для патриота земли русской это было, конечно, серьёзное оскорбление.
Кто-то из помощников Птицы открыл люк и махнул рукой: быстрее! Экскурсанты спускались под землю один за другим, Люда ухнула следом за Климовым, не успев спросить: а что, если люк сверху кто-нибудь закроет и они останутся под землёй навсегда, как речка Малаховка?
В общем, это даже не плохо, наверное. Во всяком случае, жизнь изменится совершенно. Малахов с дочкой без неё прекрасно обойдутся, на работе тоже никто жалеть не будет, вот только сын…
Малаховка целеустремленно бежала под землёй, соблюдая свой прежний маршрут. Дно коллектора оказалось неровным – края были выше, чем середина, и приходилось идти, держась одной рукой за стену. Пальцы скользили – на стенах густо росли грибы, между ними торчали какие-то корни.
– Деревья! – объяснил Климов.
Корни были облеплены грязью, в которой густо кишели черви – они целыми связками сползали по стене.
Люда поймала себя на мысли о том, что впервые за несколько лет следит за тем, что происходит вокруг, – а не совершает подсчётов, где бы ещё заработать, как сделать все выплаты, чего бы продать, на чём сэкономить. На прогулках с Климовым, в трамвае по пути на работу, порою даже на самой работе она лихорадочно складывала, а чаще вычитала те денежные суммы, которые нужны для лечения и учёбы. Цифры представлялись острыми, с зазубренными краями, а мелкая экономия не приносила почти никакой выгоды.
Птица рассказывал: вот здесь колодец, который ведёт в зоопарк, тут плотина, а это новые участки коллектора, их делают для того, чтобы можно было заложить глубокий фундамент для высотных зданий. Воду пускают по обходному тоннелю. На этих словах Птица надел респиратор и потом уже просто молча показывал на всё интересное пальцем.
Потолок коллектора был украшен случайными аппликациями из обрывков полиэтилена и ещё какого-то мусора. Смрада Люда не ощутила – как важно пояснил Климов, ливневая канализация не зависит от фекальной. Крыс и мышей тоже не увидели – попадались только мокрицы, пауки, редко встречающиеся в квартирах тараканы.
Пото́м дно речки стало заболоченным – все шли едва не по колено в густом, как хороший борщ, вареве. Сквозь дыры в коллекторе били буйные водопады, впереди виднелась плотина… Птица ушёл уже куда-то очень далеко, было не разобрать, на что он там показывает пальцем. Люда смотрела на повеселевшую Малаховку, снова бегущую – как заведено годами! – в Исеть, и вспоминала давнюю поездку на море. Давняя поездка, счастливая семья. Весёлый умненький сын, гордый Малахов, она, беременная дочкой… Сидели в ресторане на берегу, ждали, пока принесут еду, – и любовались пейзажем. Будто с рекламы какой сбежали, честное слово!
Море было так аккуратно налито в бухту, как будто это и не стихия никакая, а коктейль в стакане.
Малаховка – хотя ей не давали проявить характер, арестовав и навеки закрыв под землёй, – не теряла надежды вновь однажды увидеть солнечный свет.
Многим другим рекам и людям приходится хуже. Реки загрязняют, меняют им русла, людям ломают хребет, или вот у родственницы коллеги недавно родилась девочка без руки. Жаль, что бедами мериться бесполезно – в отличие от успехов. Успехи прекрасно поддаются сравнению, тогда как свои страдания всегда тяжелее чужих.
Они вышли из-под земли где-то вблизи набережной Исети. Дождя почему-то не было. Птица показал, в каких кустах лучше спрятаться, чтобы снять резину, – так они и сделали и потом сидели на камнях, обсыхая. Все молчали, даже Великая Мать не обронила ни слова.
А под ними текла река.
Между волком и собакой
Эта история – про собаку, а ещё она про людей и машины. И немного про Тобольск, в который я решила ехать только ради сестры. Ей давно хотелось там побывать, а я совершенно никакого интереса к Тобольску не испытывала, более того, в последние годы всеми правдами-неправдами держалась как можно дальше от Тюменского тракта.
Взять, например, нашу с мамой давнюю поездку в Тюмень. У меня была встреча с читателями, мама поехала за компанию. От билетов на поезд я гордо отказалась, сказала организаторам, что приедем сами. Был август.
Встреча в тюменской библиотеке получилась хорошая, но книг продали немного. Мама хотела купить груздей для засолки – поэтому на обратном пути мы всюду высматривали тружеников леса, которые стоят на обочинах с вёдрами. И, как назло, все грузди были с другой стороны, а вот инспектор ГИБДД стоял, конечно, с нашей. Приветливо махал жезлом, как волшебной палочкой.
Мы уже отъехали довольно далеко от Тюмени, дорога была почти пустая, и я разогнала машину настолько, насколько вообще позволяю себе разгоняться.
У инспектора была фамилия Гагарин, и улыбался он так же солнечно, как первый в истории космонавт.
– Вы нарушили скоростной режим, – сказал он. – Здесь висит знак, ограничивающий движение до пятидесяти километров. А вы ехали за сотню!
Знак действительно висел – но возможности сбросить скорость не было, потому что сразу же после знака стояла избушка ГИБДД, куда Гагарин и повёл меня, как Баба-яга – Жихарку.
Мама осталась переживать в машине.
На противоположной стороне шла бойкая торговля груздями.
В избушке было уютно. На стенах висели благодарственные листы и грамоты. Гагарин проявлял радушие: штраф выписывал неспешно, отвлекался на посторонние темы, чуть ли не чай мне предложил, но вовремя опомнился. Профессионализм одержал победу над личностью.
– Обошлось? – спросила мама, когда я вернулась наконец в машину, шелестя листком со штрафом. Посчитали, что обошлось, – но у Тюменского тракта было на этот счёт своё мнение. А может, здесь сыграло роль одно моё дурацкое суеверие: я считаю, что все несчастливые совпадения и прочие неудачи (по-болгарски – злополуки) ходят исключительно по трое. Неизвестно, что мешает им передвигаться в одиночестве – может, они с краю подпирают того, кто в центре, чтобы не упал, как это делают дряхлые туристы. В общем, если случилось одно несчастье – жди второго, а за ним и третьего.
После встречи с Гагариным я ехала медленно, и маму это полностью устраивало – она не теряла надежды на грузди. И ей повезло, потому что всем, кто не теряет надежды, везёт – вблизи Тугулыма, где в школьные годы мы с одноклассниками собирали турнепс на колхозных полях, стояла целая армия грибников. Мама придирчиво обошла каждого «бойца» и выбрала в конце концов продавца, который понравился ей чисто по-человечески (справедливости ради следует сказать, что и грузди у него были отменные). У этого же чисто человеческого продавца мы скупили всю чернику и, радостные, сложили покупки в багажник, где лежали не проданные в Тюмени книги. И помчались дальше, оставив позади Тугулым вместе с грибами, ягодами и школьными воспоминаниями.
