– Где ты оставил это письмо?
– Оно в твоей квартире, не имеет смысла говорить где. Просто оно есть и будет, как твое прошлое, которое и мне доставляет боль. Очень неприятно себе представлять, как тебя кто-то своими («грязными» – хотел сказать юноша, но передумал) пальцами касался. Еще страшнее осознавать, что ты эти касания принимала, может быть, даже наслаждалась ими и говорила ему самые сладкие слова. Такие, какие говорила и мне! Я не знаю, что это, но мне больно об этом думать.
– Это задетое чувство собственного достоинства! – ответила девушка. – Ты собственник, Вячеслав, как и я.
– «Собственник» – это значит воспринимать другого человека как свою личную собственность?
Ляля встала с его коленей и присела рядом, молодой человек взял ее за руки. Наконец он позволил себе прикоснуться к ней снова. Его руки помнили ее.
– Ты и сам знаешь. Почему спрашиваешь?
– Я не хочу тебя воспринимать как вещь. Ты для меня – святость.
– А икона – разве не вещь? – спросила Ляля, вновь познавая его глаза, проникая в самую глубь.
– А Бог – вещь? А ангел – вещь? А любовь – вещь?
– Юношеский максимализм, наивность и отражение сверхкрасочного мира в стеклах очков – это тоже не вещи, Вячеслав.
– Ты – не моя вещь, Ляля, но я тебя ревную к другим мужчинам и ничего с этим поделать не могу.
Она молчала, Вячеслав долго смотрел на ее безмолвные губы, а спустя мгновение выключил свет и поцеловал их. Он нарушил свою клятву, чтобы нарушать ее каждый день. Юноша почувствовал свою возлюбленную губами, как открывшуюся перед ним книгу, как распустившийся бутон, который раскрылся, чтобы подарить ему свой великолепный аромат.
Вячеслав вдыхал Лялю и вечером, и ночью, и поутру. Он распробовал весь ее вкус и не мог теперь позволить себе оставить ее недопитой…
* * *
Писатель проснулся ранним утром вместе со своей читательницей, опаздывающей на работу. Не знавшей о нем совсем ничего, кроме того, что он есть и нужен был ей в ту минуту, когда она писала ему письмо! Не иначе как чудом он оказался в ее постели этим ранним дождливым утром. После ночи поцелуев и ласк они проснулись в такую рань полуживые, сонные и мечтавшие поскорее увидеть друг друга снова. Желавшие никогда не расставаться друг с другом писатель и его читательница, которая была старше его на девять лет. Она узнала его по отрывку, единственному, который она прочла из всего им написанного. И поняла, что почерк этого удивительного человека ей очень близок и невероятно знаком.
Спустя неделю они познакомились. Спустя неделю и один час – он поцеловал ее в губы.
– Я вернусь вечером, – сказала она, а затем вновь надпила его губы.
– Я тебя буду ждать. И приготовлю ужин, – он смаковал ее, прощаясь, словно никогда больше не увидит.
– До вечера, любимый.
– До вечера, любимая.
Он ее касался так нежно, так аккуратно, и чем тише он ее любил, тем сильнее были чувства.
Она позже ему говорила, что чем громче любовь снаружи, тем тише она внутри.
– Возвращайся скорее, желанная моя!
Она закрыла снаружи дверь, а он смотрел в щель, как она, радостная и слегка помятая, спускается по лестнице вниз. Ему даже показалось, будто она что-то хорошее говорила про себя.
Когда Вячеслав услышал, как дверь подъезда захлопнулась, то закрылся на ключ и направился в спальню. Взял в руки ее ночную сорочку, оставленную на краю кровати, вдохнул ее и улыбнулся. А затем забрался под теплое одеяло и уснул.
Проснулся юноша в десять утра. За окном светило солнце, и радость была у него на душе. Радость нового дня и предстоящей встречи. Радость осознания того, что с каждым новым днем он сможет все глубже изучать свою любимую книгу, произведение жизни и создание чужого автора, который вложил в нее так много красоты и достоинства.
Вячеслав принял душ, постирал свои вещи, позавтракал подгорелым омлетом с кофе и решил прогуляться по Петербургу. Ему нужно было купить продуктов, чтобы накормить свою девушку обещанным ужином.
Весь день прошел в предвкушении, по крыше соседнего дома снова лазили любопытные туристы, мечтающие взглянуть на Петербург с высоты птичьего полета. Вячеслав открыл окно, и стало слышно, как кричат за окном чайки. Их здесь было много! Эти чудные птицы теперь стали ассоциироваться у молодого человека не с морем, а с Петербургом.
– Здравствуй, – ее глаза горели, когда юноша открыл дверь.
– Здравствуй, Ляля, – сказал Вячеслав и прижал ее аккуратно к двери, чтобы она не смогла упираться, чтобы она стала обессиленной и послушной. Чтобы она не могла пошевелиться, в такие драгоценные секунды лишние движения не нужны. Он целовал ее после короткого расставания, целовал, как при первой встрече, – медленно и с трепетом в сердце. Казалось, ее ледяные губы растаяли. Ведь лед там, где холод. Где тепло – он тает.
– Как твой день? – спросила она, опьяненная, обессиленная, слабая.
– Сегодня самый замечательный день. Светит солнце, на соседней крыше полно людей, и когда открыто окно, то слышно чаек.
– У меня все времени не хватает прогнать их с крыши…
Она вошла внутрь, Вячеслав закрыл за ней дверь и помог снять обувь.
– Благодарю.
– А зачем их прогонять? Они тебе мешают?
– Да, иногда они не дают спать. Особенно летом. У нас белые ночи, и люди ходят по крышам, когда вздумается. А мне рано на работу…
– И сейчас они тебе мешают спать?
– Нет, – улыбнувшись, сказала она. – Уже четвертый день я их не слышу.
– Может быть, пусть тогда ходят по крышам? Не будем мешать их романтике, они же не мешают нашей.
– Хорошо. – И они пошли на кухню.
На столе стояла маленькая ваза, а в ней – синие ирисы. Ляля неосознанно подсчитала количество – семь штук.
– Это мне? – с восторгом спросила она, подходя к цветам ближе.
– Тебе.
– А по какому поводу?
– А зачем повод? – удивился юноша. – Ты мне даришь себя без повода, а мне показалось, что в ответ меня будет мало, и я решил подарить еще и ирисы.
– Спасибо, – слетело с ее растаявших губ.
– Садись на диван, я сейчас приготовлю нам чай. Будешь омлет?
– Буду.
Юноша начал осваивать азы поварского искусства с самых низов, он оттачивал навыки мастерства обыкновенным куриным яйцом.
– Как твоя работа?
– Это, наверное, самый бессмысленный вопрос. Она есть, и она не доставляет мне удовольствия. Какой ей быть?
– Понял. Больше спрашивать не буду. Я помню, ты говорила, что над тобой только чердак. Верно?
– Да.
Юноша подал свой фирменный омлет вполне съедобного вида и чай. Чтобы испортить чай – нужен особый талант.
