– Восставшие считывают выражение лица кваzи? – предположил я.
– Была версия, – с уважением подтвердил Воронцов. – Но контроль возможен на расстоянии в несколько километров, и через мутные светофильтры – никаких деталей мимики не видно. Мы в тупике, господин Симонов. Помогать я вам готов, но только скажите – чем.
– Я же говорил, никакой полезной информации мы не найдём, – тихо сказал Бедренец.
Но я не сдавался.
– Ладно, вы не выяснили ничего о происходящем сейчас. А как насчёт произошедшего раньше? Почему активировался спящий ген?
– На уровне предположений мы имеем ответ, – против моих ожиданий сказал Воронцов.
– И могу я его услышать?
– Конечно. Покойные начали восставать по всей Земле одновременно. Так что это не мог быть какой-либо вирус, ровно как иной химический или биологический агент. Впоследствии были проверены все физические и астрономические лаборатории. Никаких электромагнитных сигналов, никаких вспышек на Солнце или сверхновых звёзд…
– И слабых взаимодействий, полагаю, тоже не отмечено, – сказал я.
– Совершенно верно.
– Что-то мне это напоминает, – заметил я.
– Догадываюсь. Тот странный фактор, посредством которого кваzи управляют восставшими. Только неизмеримо более сильный. Но, увы, что это такое, мы понять всё равно не можем.
– А когда именно началась Катастрофа? – спросил я. – Нет-нет, дату я не забыл. Первое июня. Но как-то не интересовался точным временем…
– Девять ноль-ноль по Гринвичу, – сказал Воронцов. Судя по тону, он был доволен, что я задал этот вопрос.
Несколько секунд я осмысливал сказанное.
– Ноль-ноль?
– Совершенно верно. У нас есть масса свидетельств из больниц с точно установленным временем смерти и восстания.
– Но умершие поднимаются не сразу. И те, что умерли незадолго до первого июня, тоже восстали…
– Да, конечно. Но именно с девяти часов по Гринвичу люди стали умирать иначе. Многие больные были подключены к мониторам. И врачи, едва зафиксировав смерть, с недоумением отмечали какие-то беспорядочные сокращения сердца, подёргивание мышц, признаки электрической активности мозга. Начинали реанимационные мероприятия…
Он замолчал. Мы оба прекрасно понимали, чем в большинстве случаев завершались эти реанимационные мероприятия.
– Ноль-ноль, – повторил я. – Девять ноль-ноль. Кто-то пришёл на работу, посмотрел на часы, дождался красивой цифры…
– И взмахнул волшебной палочкой? – поинтересовался Михаил. – Да, с определённой долей вероятности Катастрофа – дело рук человеческих. Но это никак не объясняет механизм.
– А девять по Гринвичу – это ведь полдень по Москве? – уточнил я. – Ещё красивее.
– Да, американцы нам это высказывали, – подтвердил Воронцов. – Ну, вы же понимаете, русские всегда и во всём виноваты… Мы ответили, что это ещё и шесть утра в Нью-Йорке. И практически точное время восхода солнца. Очень символично для какого-нибудь сумасшедшего учёного.
Мы помолчали. Я представил себе небоскрёб на Манхэттене. Я там, правда, не был, но любой, кто смотрит голливудское кино, представляет себе место действия. Итак, небоскрёбы, небоскрёбы, пентхаус безумного учёного (пусть он будет богатым, будто Тони Старк). Алеет восход. Или, как говорится, «горит восток зарёю новой». Над небоскрёбами появляется первый солнечный луч. Сумасшедший учёный, держа в одной руке бутылку мерзкого кукурузного виски (или пузырящегося шампанского, если угодно), хохочет и жмёт на кнопку затейливой машины судного дня. Машина испускает во все стороны зелёные и оранжевые лучи…
– Ну фигня же какая-то, – сказал я. – Это даже для комиксов несерьёзно.
Воронцов развёл руками.
В кармане у Михаила заиграл телефон. Он резко встал, достал трубку и отошёл к окну. Тихо заговорил. Я расслышал: «Да. Прямо сейчас. Я захвачу Симонова» – и понял, что наша встреча в институте окончена.
– В любом случае большое спасибо за помощь, – сказал я, вставая. – Вы правда не можете больше ничем мне помочь?
– Оставьте номер телефона, будет что-то – позвоню, – пообещал Воронцов. – Я всегда…
– Спасибо, – сказал я, роясь в карманах в поисках визитки. – Но только учтите… вы всё-таки тут что-то прятали! И если это было важно для расследования, если из-за вас мир погибнет – то я вас найду и убью. Даже если мы оба к тому времени будем мёртвые.
Воронцов так и остался сидеть с полуоткрытым ртом, когда мы выходили. Я люблю оставлять о себе свежее, запоминающееся впечатление.
Глава шестая. Охотничьи записки
– Что тебе приказал Представитель? – спросил я, когда мы миновали вахту и вышли на набережную.
– С чего ты взял, что звонил он? – небрежно спросил Михаил.
– Музыка звонка – «Король мертвецов» группы «Кирит Унгол», – сказал я. – И ты не сбросил звонок, хотя разговор с Воронцовым был тебе интересен. Тут же согласился куда-то ехать. То есть тебе приказали, а приказать тебе могут немногие. Вывод?
– Кваzи не приказывают, – пробормотал Михаил.
– Ага. Кваzи очень убедительно просят. И что сказал самый убедительный из кваzи?
– Меня попросили не пренебрегать повседневной работой. Рядовая проблема, но её нужно решать. Велели тебе заниматься своей работой, а мне – своей.
Я обернулся на здание института. Посмотрел в окно, за которым, по моим прикидкам, был кабинет Воронцова. То ли жалюзи и впрямь дрогнули, то ли зрение подводит.
– Рядовая, значит… Ничего он не прятал. Но ему есть что скрывать. Пока нас держали у входа, профессор Воронцов висел на телефоне, нажимал на все связи и добился-таки своего. Представитель в максимально вежливой форме тебя отозвал.
– Наверное, мне стоило уйти без тебя.
– Ничего бы Воронцов мне одному не сказал. Вроде и неплохой человек, но темнит.
Михаил не стал спорить. Спросил:
– А ты не поможешь? Работы на полдня.
– Вообще-то я собирался сходить в Эрмитаж и в Мариинку… – Я с усмешкой посмотрел на кваzи. – Помогу, конечно. Лучше скажи, откуда ты знаешь группу «Кирит Унгол»?
– В это трудно поверить, но когда-то я был не только живым, но и молодым, – ответил Михаил. – А вот откуда ты знаешь песню тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года?
– Я полон сюрпризов, – признался я.
Но объяснять ничего не стал.
…Клиентов было двое. Немолодая женщина и парень лет восемнадцати. Паспортов я не спрашивал, но фамильное сходство было налицо. Они были напряжённые, казалось, тронь – завопят. Но это нормально.
– Значит, так, – сказал я. – С какой целью вы пошли за Мкад – не моя забота. Грибов собрать, воздухом подышать… за погибшего мужа и отца отомстить…
