За дверью тем временем слышалась отчаянная возня, как будто
там переодевалось сразу несколько Жабиных. Старший лейтенант прислушивался,
склонив голову к плечу. Сильвестр со скептической улыбкой разглядывал потолок.
Анжелика грызла ноготь на большом пальце. Ноготь был акриловым, поэтому не
поддавался напору зубов, а только громко щелкал. Наконец терпение
присутствующих было вознаграждено. Дверь спальни приоткрылась, и Жабин
просочился наружу. Лицо у него было счастливым, а на согнутом локте болталось
огромное платье — белое, в маках. От платья исходил отчетливый запах
разгоряченного тела и оглушительных духов. Поверх него висели два капроновых
чулка с затоптанными пятками.
— Вот, — победоносно заявил Жабин. — Я был в
этом платье, и ваша супруга, Янов, меня спасла.
— Почему же вы не вернули штаны и рубашку
обратно? — грубо спросил бизнесмен.
— Мне было мучительно стыдно перед вашей женой, поэтому
одолженную одежду я решил выбросить.
— А отчего это она вся перепачканная? — проявил
законное любопытство старший лейтенант Половцев. — И измятая?
— Ну… Сначала я ее перепачкал. Потом измял. А потом выбросил.
Именно в этот момент в спальне кто‑то мощно чихнул.
Присутствующие молча уставились друг на друга. Первым, конечно же, пришел в
себя оперативник.
— Кого вы там прячете? — резко спросил он,
атаковав хозяина квартиры строгим взором. — Дайте я посмотрю!
Он шагнул к двери и потянулся к ручке. За ним шагнули
остальные — все, кроме Сильвестра, который по‑прежнему сидел на своем
месте со скептической физиономией.
— Нет! Подождите! — закричал Жабин с отчаяньем
петуха, пойманного на суп. — Не входите! Туда нельзя.
— Почему это? — спросил Стас, на секунду
остановившись.
— Там моя тетя.
Старший лейтенант хмыкнул и приоткрыл дверь. Взору
присутствующих предстала большая разобранная кровать, в которой лежал кто‑то
крупный и холмистый, с блестящими глазами, выглядывающими из‑под одеяла.
— Оставьте тетю в покое! Ее нельзя волновать!
Жабин проявил неожиданную смелость и, оттеснив опера,
захлопнул дверь. На его лбу заблестели капельки пота.
— Так, может, это теткино платье? — тотчас
сообразил Янов. У него нервически задергался правый глаз. — А этот гад все
врет?
— Ну что вы! — с неожиданным возмущением
воскликнул гад. — Тете не дают одежду. Чтобы она случайно не отправилась
погулять. Понимаете, она сумасшедшая.
У него было такое искреннее лицо, что даже Майя на секунду купилась.
— А почему это сумасшедшая тетя лежит у вас
дома? — продолжал допрос Янов.
— Так получилось. Тетя недавно вернулась из Южной
Индии… Посетила Мадурай и Бурханпур. По возвращении приехала меня навестить и
слегла. У нее поднялась температура, появилась сыпь… Специалисты сказали, что
это очень опасно. Возможно, ее покусали мадурайские комары, а может,
бурханпурские мухи. Ее, конечно, лечили.
— И что? — с любопытством спросила дурочка
Анжелика.
— Ну… что? — переспросил Жабин. — Когда
температуру сбили, оказалось, что тетя сошла сума. Несет один и тот же бред про
женщину‑маньяка и билеты на самолет.
— Ладно, хватит, — сказал Стас Половцев. — Я
хочу поговорить с вашей тетей. Хотя бы издали.
Он снова прорвался к двери, приоткрыл ее и, повысив голос,
спросил:
— Гражданка, вы действительно тетя Жабина?
— Звучит довольно глупо, — заметил
Сильвестр. — Как будто вы спрашиваете, не является ли жаба ее племянницей.
Не вмешивайтесь! — прикрикнул опер. И снова обратился к
кровати: — Гражданка, вы меня слышите? Что вы здесь делаете?
— Лежу, — неожиданно ответила постель густым
голосом. — Лежу и билеты продаю. На самолет. И учтите, никакого маньяка я
не видела! А уж маньяка‑женщины тем более. Как она взбегала… Да еще с
чулком!
— Понял, — мрачно пробормотал Стас и, осторожно
прикрыв дверь, сообщил остальным: — Думаю, комары были очень ядовитые.
В этот момент Сильвестр встал со своего места и, отойдя к
окну, громко позвал:
— Старший лейтенант! Можно вас на два слова? —
Когда Стас приблизился, понизил голос: — Насчет тети пока ничего сказать не
могу, но эти двое, разумеется, любовники. Думаю, вам лучше опросить их
поодиночке.
— Да я уже выяснил все, что хотел, — ухмыльнулся опер.
На самом деле он хотел, чтобы Янов вышел из себя, совершил
необдуманный поступок и получил от него, Стаса, по полной программе. Схватка
была бы лучшим завершением этого ужасного дня и помогла немного разрядиться.
— Жаль, Янов, что ваша окровавленная рубашка не
является уликой, — сказал он напоследок. — Но если потребуется, я еще
вернусь взять у вас письменные показания.
— Но я здесь ни при чем! — проскрипел бизнесмен:
ему не понравилось подозревать Анжелику в неверности. Неверность жены —
наглядное доказательство несостоятельности мужа.
Его восклицание повисло в воздухе, потому что старший
лейтенант уже ушел, не потрудившись даже попрощаться с Сильвестром Бессоновым.
Майя была так возмущена этим обстоятельством, что все то время, которое они
потратили на путешествие к своей квартире, бурно дышала и фыркала.
— А вы что на это скажете? — наконец обратилась
она к боссу.
— У Жабина в гостиной нет ни пылинки, — ответил
тот. — И обивка на диване такая свежая! Нужно будет узнать, какой у него
пылесос.
— Ну, нет! — Майя так и подскочила на
месте. — Если вы купите еще один пылесос, вам придется расширять
жилплощадь.
— Я над этим думаю, — признался Сильвестр.
— Неслыханно, — пробурчала Майя, отпирая
дверь. — Восемнадцать пылесосов. Два из магазина уникальных товаров, один
выписан из Японии, в другом стоит двигатель от мопеда.
— На месте этого Половцева я проверил бы скрипача со
второго этажа, — неожиданно заявил ее босс. — Скрипачам нужна
канифоль. Они натирают ею смычки. Интересно, а как вообще этот Фофанов оказался
в нашем подъезде? Что он тут делал?
Глава 3
Крупные слезы катились по лицу Тони Потаповой, падали на ее
кофточку и по шее стекали за шиворот. Она положила тонкий пальчик на кнопку
звонка и несколько раз быстро нажала.
За дверью раздались тяжелые шаги, и подозрительный голос
спросил:
— Кто там?
— Это я.
— Кто — я? Такими «я» все тюрьмы забиты! Не пушу, если
не скажете.
— Да Тоня, Тоня!
Дверь немедленно открылась, и появилась крупная брюнетка в
черных брюках с отворотами и в расстегнутой белой рубашке. Нечесаные волосы
спадали на плечи, челка свисала на лоб, скрывая глаза. Главенство захватил
тяжелый подбородок, который диктовал всему облику свою волю.
