Город был взбудоражен. Толпы протестующих рвались в порт. Женщины голосили, как по покойникам. Старые матросы вытирали слезы. Плакали рыбаки. Кричали дети. Толпа гневно рокотала, напирала, стремясь прорваться сквозь кордон охраны порта и остановить потопление. Лейтенант Куколь отчаянно прокричал в мегафон:
— Прикажу немедленно открыть стрельбу, если не отступите!
Красноармейцы охраны вскинули винтовки.
Каждую минуту могла появиться немецкая эскадра.
Черноморский флот — величественный и прославленный победами в прошлых веках, славный революционными традициями в нынешнем — мужественно погибал. На каждом обреченном корабле реял на мачте сигнал: «Погибаю, но не сдаюсь!»
Миноносцы «Керчь» и «Лейтенант Шестаков» на рассвете стали выводить на буксире разоруженные и пустые стальные громады на внешний рейд, в глубокие места Новороссийского залива.
Наконец «Керчь» вывела из бухты миноносец «Фидониси» — последний боевой корабль из погибающего флота. Солнце выглянуло из-за вершины хребта и яркими лучами высветлило застывшие на рейде молчаливые и величественные дредноуты, миноносцы, линкоры… Они стояли в строю, на последнем своем параде, гордые и грозные, предпочтя самоубийство позорному плену.
Миноносец «Керчь» развернулся и стал правым бортом к «Лейтенанту Шестакову». Лейтенант Куколь почувствовал, как и у него комок подкатил к горлу и перехватывает дыхание. Но он пересилил себя. В наступившей тишине резко прозвучала команда:
— Пли!
Мина, оставляя пенистый след, стремительно понеслась к кораблю. Гулкий взрыв, и вслед за ним, словно эхо, с берега донесся глухой и протяжный крик отчаяния, вырвавшийся из многотысячной толпы…
Взрывы следовали один за другим. Миноносцы погружались в морскую пучину. На больших кораблях подрывали турбины, открывали кингстоны, клинкеты, иллюминаторы…
К полудню весь Черноморский флот опустился на дно Цемесской бухты. На плаву оставался лишь дредноут «Свободная Россия».
Миноносец «Керчь» выпустил три мины, но две прошли под килем, а одна отвернула в сторону моря. Дредноут стоял, как заколдованный. Он, как старый гордый моряк, казалось, улыбался перед расстрелом. Только пятая мина разворотила борт, и дредноут, вздрагивая от каждого взрыва, в клубах дыма, медленно стал валиться на бок и грузно оседать, уходить всей своей массой под воду…
Команда на миноносце «Керчь» стояла на палубе, обнажив головы. Многие не скрывали своих слез.
Миноносец ушел в Туапсе, и там, с наступлением ночи, экипаж потопил свой корабль. Лейтенант Куколь, покидая миноносец, послал с борта последнюю радиограмму:
«Всем! Всем! Погибаю, но не сдаюсь! Уничтожены корабли Черноморского флота, которые предпочли смерть, чем позорную капитуляцию перед Германией.
Эскадренный миноносец „Керчь“».
А на следующее утро, когда солнце было еще за хребтом, в сизую от утреннего тумана Цемесскую бухту вползли большими черными тараканами корабли немецкой эскадры во главе с отремонтированным линейным кораблем «Гебен» и крейсером «Бреслау».
Они опоздали. Опоздали всего на несколько часов.
Адмирал Вильгельм Сушен, не скрывая своего раздражения, молча смотрел на пустой, мертвый порт.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
1
Комсомольский слет был кратким и деловым. Ни длинных речей, ни внешней помпезности, ни праздничной веселости, как еще совсем недавно было в мирное время на подобных молодежных мероприятиях. Да и сам Дом Военно-морского флота, как сразу заметила Сталина, внешне изменился. Стал строже, суровее. Ни знамен, ни красочных призывов и плакатов. Снаружи, чтоб не выделялось, здание накрыто маскировочными сетями. Вооруженная охрана. Моряки в черных бушлатах с автоматами и красными повязками на рукаве.
А внутри, едва переступишь порог, все меняется. Горят люстры, сияют зеркала, в просторном фойе играет военный духовой оркестр, приветствуя делегатов городского слета. Повеяло живой и давно знакомой радостной атмосферой, словно за стенами дома нет никакой войны, не гремят орудия, не гибнут люди. Радостные возгласы, приветливые улыбки, веселые голоса. Сколько знакомых лиц, приятных нежданных встреч! И в то же время Сталине невольно бросились в глаза заметные изменения во внешнем облике, одежде, лицах. Те несколько месяцев войны, которые уже ушли в прошлое, успели оставить свои неизгладимые метки. Молодежь была та, да не та. Каждый за эти месяцы много чего повидал, пережил и быстро, не по годам, повзрослел.
Константин Чернышев, как преданный телохранитель, следовал по пятам за девушкой. — Сталина!
К ним пробивался седоволосый молодой моряк с лейтенантскими звездочками, медалью и забинтованной рукой на перевязи.
— Виталий! — выдохнула Сталина, узнавая и не узнавая лейтенанта. — Ты?
Виталий Птицын, прекрасный гимнаст, темноволосый красавец, к которому были неравнодушны многие гимнастки, которого всегда и всюду окружали многочисленные поклонницы, веселый капитан команды, призер последнего чемпиона Севастополя, был суровым и… седым.
— Читал в газете и гадал, о тебе пишут или о другой пулеметчице?
— Там имя почему-то сменили, назвали Алиной. А все остальное верно и точно! — сказал Чернышев, пожимая гимнасту здоровую руку. — А ты где воюешь? На том же корабле?
— Командую взводом морской пехоты! Под Дуванкоем и Камышлы крупная заварушка была, может слыхал?
— Еще бы! Как только вы там выстояли?
— Не только выстояли, но и по соплям фрицам врезали, помнить будут! — сказал Виталий и в свою очередь спросил: — А как Алеша Громов? Жив?
— Что живой, знаем, — ответила Сталина. — Переправили на Большую Землю. А вот где он, в каком госпитале?
— Мы после слета пойдем со Сталиной в Политуправление, и там нам помогут разыскать Алексея, — уверенно сказал тяжеловес и вдруг удивленно поднял брови.
Прямо к ним, широко раскинув руки для объятий, шагал жизнерадостный Сергей Коркин. В новом кителе, на груди медаль и на офицерских погонах три лейтенантских звездочки.
— Поздравляю, Серега, ты у нас теперь старшой! — сказал Виталий, обнимая Коркина одной рукой.
— Вчера присвоили, ребята!
— А где воюешь? — поинтересовался Чернышев. — Слышал, что экипаж с «Червонной Украины» в восьмой бригаде морской пехоты?
— Да, наш экипаж в восьмой, а у меня весь оборонительный район и тылы в придачу.
— Это как так? — удивленно спросила Сталина. — Везде и нигде?
— Утащили комсомольцы! Снова вернули, только не в горком комсомола, а в Политуправление флота. В комсомольский отдел, — улыбался Коркин. — Мы вот и это мероприятие проводим. Слет передовиков фронта и тыла!
— Прими благодарность от всех нас, Серега! — сказал Виталий.
