— А вы что здесь делаете? — спросил Харальда господин Даквитц.
— Харальд живет в Кирстенслоте, — ответила его жена.
— Мама, а ты откуда знаешь? — пробормотала Карен.
— Думаешь, никто не замечал, как каждый вечер с кухни исчезают остатки ужина? Мы, матери, не такие уж глупые.
— Бог ты мой! — воскликнул господин Даквитц. — А где же он спит?
— Полагаю, в заброшенной церкви, — сказала его жена. — Наверное, поэтому Карен настаивала, чтобы ее не отпирали.
Господин Даквитц был крайне недоволен услышанным и только хотел что-то сказать, как вошел король.
Карен попыталась встать, но он остановил ее.
— Дорогая моя, как вы себя чувствуете? Надеюсь, с вами ничего серьезного?
— Немножко болит нога, но врач сказал, что она скоро пройдет.
— Должен сказать, вы танцевали божественно.
— Благодарю вас, ваше величество.
Король обернулся к родителям Карен:
— Добрый вечер, Даквитц. Рад вас видеть. У вас исключительно талантливая дочь.
— Благодарю вас, ваше величество. Вы помните мою жену Ханну?
— Разумеется. — Король пожал ей руку. — Я понимаю, госпожа Даквитц, как вы переживаете, но уверен, Карен скоро поправится.
— Да, ваше величество. У молодых все быстро заживает.
— Вот именно! А теперь мне надо навестить того бедолагу, который ее уронил. — И король удалился.
— Давай-ка поскорее отвезем Карен домой, — сказал господин Даквитц жене.
— Извините, но я бы хотела на минутку остаться с Харальдом наедине.
Отец бросил на Карен возмущенный взгляд, но мать сказала:
— Хорошо. Только недолго.
Они вышли, госпожа Даквитц прикрыла дверь.
— С тобой правда все в порядке? — спросил Харальд.
— Будет в порядке, когда ты меня поцелуешь.
Он наклонился и поцеловал ее в губы. А потом, не в силах устоять, осыпал поцелуями ее шею и плечи.
— Ой, боже мой… Ну, хватит…
Щеки Карен снова зарумянились, дыхание стало прерывистым. Неужели это все от моих поцелуев? — изумился Харальд.
— Нам надо поговорить, — сказала она.
— Понимаю. Ты в состоянии лететь?
— Нет. И нога, и рука болят. Я даже дверь открыть не могу. И ходить тоже. Так что самолетом управлять не сумею.
Харальд закрыл лицо руками:
— Значит, все кончено.
— Просто надо подождать несколько дней — пока я не поправлюсь.
— Сегодня вечером приходил Хансен. На этот раз вместе с женщиной из полиции, некоей госпожой Йесперсен. Она зашла в церковь и тут же все поняла. Она догадалась, что я там живу и собираюсь улететь на «Хорнет моте».
— Быть того не может! И что же она сделала?
— Она отправилась за своим начальником — за Петером Флеммингом. Хансена она оставила наблюдать за церковью и велела стрелять в меня, если я попытаюсь сбежать.
— И что ты будешь делать?
— Я уже подрался с Хансеном, и мне удалось его связать.
— О господи! И где же он сейчас?
— В багажнике «роллс-ройса».
— Ах ты злодей! — хмыкнула она.
— Я думал, если нам удастся вернуться в Кирстенслот раньше Петера и госпожи Йесперсен, можно будет улететь. Но теперь…
— Шанс все-таки есть! Самолетом можешь управлять ты!
— Я не могу — я только один раз пробовал.
— Я буду говорить, что делать. И штурвал смогу поворачивать — левой рукой.
— Ты это серьезно?
— Абсолютно!
Харальд кивнул:
— Ну, хорошо. Попробуем. Остается надеяться, что поезд Петера задержится.
Гермия заметила Петера Флемминга еще на пароме. Она тут же вспомнила рыжеусого мужчину в твидовом костюме, которого встретила на вокзале в Морлунде. Он показался ей знакомым. Шляпа и усы ее смутили, но вскоре память подсказала ей, кто это.
Петер Флемминг. Она встречалась с ним несколько лет назад, когда они с Арне еще были так безоблачно счастливы. Петер служил в полиции. Она догадалась, что он за ней следит, и внутренне похолодела. Только вот почему Петер ее не арестовал? Она же английская шпионка. Что у него на уме? А вдруг он, как и она, разыскивает Харальда?
Паром причалил, и Петер отправился за ней следом на копенгагенский поезд. Когда состав тронулся, она прошлась по вагонам и обнаружила его в купе первого класса.
Она вернулась на место. Да, события принимают неприятный оборот. Ни в коем случае нельзя выводить его на Харальда. Нужно избавиться от слежки. У Гермии было достаточно времени придумать, как это сделать. Поезд стоял на каждом полустанке и в Копенгаген прибыл только в десять вечера.
Она спокойным шагом вышла из вокзала. Сад Тиволи был совсем рядом. Она купила билет и вошла. Фонари еще не включили, поэтому в лабиринте тропинок Гермии удалось оторваться от Петера. Она вышла через боковые ворота и огляделась. Его нигде не было.
Гермия отправилась на пригородную станцию и купила билет до Кирстенслота. На платформе, кроме нее, была женщина в синем берете.
Харальд осторожно приблизился к церкви.
Прошел дождь, и трава была мокрой. Легкий ветерок гнал по небу облака, но луна светила ярко. В кельях свет не горел. Все солдаты, кроме часового, спали. Харальд встал на бревно и заглянул в окно. Он видел только смутные очертания самолета и машины. Но кто-то вполне мог затаиться в засаде.
Послышались глухой удар и сдавленное покашливание. Наверное, это Хансен пытался высвободиться. Харальд влез в окно и прокрался к самолету. Достав из кабины фонарик, он осветил церковь. Ни души.
Он открыл багажник машины. Хансен лежал связанный, с кляпом во рту. Харальд проверил узлы: держатся.
— Харальд! Это ты? — услышал он громкий шепот.
В окне виднелся силуэт Карен. Ее привезли домой в карете «скорой помощи». Он открыл ей дверь. Карен вошла, прихрамывая. Она была в шубке, в руках держала одеяло.
— Ну как ты? — спросил Харальд.
— Больно чертовски, но жить буду.
— Ты что, мерзнешь? — спросил он, глядя на шубку.
— Нет. Но на полутора тысячах метров над Северным морем точно замерзну. Одеяло для тебя.
Он забрал его у Карен.
— Ты готова?
— Да.
Он нежно поцеловал ее, взял за здоровую руку.
— Я люблю тебя.
— И я тебя люблю.
— Правда? Ты раньше этого не говорила.
