– Были уже денежные вливания, были! – разочарованно отрезает Роберт. – Год за годом! Всему есть предел! Ты хоть представляешь, сколько моя тетя… – Он умолкает, а меня мучают угрызения совести. Я ведь и вправду понятия не имею, сколько миссис Кендрик потратила на Уиллоуби-хаус.
– То есть вы все-таки собираетесь нас продать? Разве вы не говорили, что дадите нам шанс? – не могу скрыть упрек в своем голосе.
– И этот шанс у вас есть. Пока я не могу сказать ничего определенного. Просто… – он вздыхает. – Все оказалось сложнее, чем я предполагал. Больше работы. Не просто поменять курс тонущего трансатлантического лайнера, но поменять курс тонущего трансатлантического лайнера, спасая при этом еще один тонущий трансатлантический лайнер. Ролики на YouTube нас не спасут. Новый веб-сайт… может быть. А может, и нет.
Дождь непрестанно барабанит по стеклу, а я безучастно барабаню пальцами по своему бокалу, когда Роберт вновь наполняет его. Уныние нависает надо мной, как тяжелая грозовая туча. Грянет ли гром? Закончится ли эпоха? Неужели это конец всего для меня? Не только здесь, но и дома… По щекам текут слезы, которые я не в силах остановить. Я была так счастлива. У моей жизни был смысл. А теперь… Как мне прожить бесконечные шестьдесят восемь лет, если все, что я люблю, рушится у меня на глазах… Работа под вопросом, муж ускользает…
– О боже, Сильви, прости меня, пожалуйста… – взволнованно шепчет Роберт. – Я же говорил, что не все так однозначно… Если ничего не получится, я помогу вам с Клариссой найти новую хорошую работу…
– Дело не в работе, – достаю носовой платок и вытираю лицо. – Простите меня… это… это личное.
– Ах. – Роберт откидывается на спинку кресла. Чувствую, как в воздухе происходят изменения, напряжение исчезает. Как будто моя профессиональная жизнь была стаканом прозрачной воды, в который я только что накидала разноцветных кубиков льда, насыпала щепотку сахара или бросила лимончик.
Внимательно смотрю на Роберта, чтобы заверить саму себя, что ему нет никакого дела до перипетий моей личной жизни. Но нет, Роберт потягивается в кресле, поддается вперед и смотрит мне прямо в глаза. Ему есть дело. Еще какое.
Его волосы раза в два гуще, чем у Дэна, вдруг замечаю я. Роскошные, темные, блестящие. Чувствую запах его лосьона для бритья. Дорогого. Довольно приятного.
– Я не собираюсь вас расспрашивать, – произносит он после долгой паузы, хотя в глазах его светится любопытство.
– Все не так… – пожимаю плечами я. – Я просто… – Промокаю лицо платком, призываю все свои силы и… внезапно спрашиваю: – Вы женаты?
– Нет, – сухо отвечает он. – Был когда-то.
– Ясно.
– Но и тогда это было нелегко. Брак, семья… – пожимает плечами он.
– Угу.
– Но могу сказать лишь одно, – говорит он после глотка вина. – Возможно, мне не стоит, но я скажу. Если ваш муж… хотя бы на мгновение… если он не понимает, что… – Роберт смотрит на меня, но глаза его непроницаемы; я не могу понять, о чем он думает, – то он больной. Больной на всю голову.
Дрожу. Щеки предательски покалывает, как на морозе, а руки покрываются гусиной кожей. Я заворожена взглядом Роберта, загипнотизирована. Он совсем не похож на Дэна. Его густые волосы. Его прямолинейность. Его решительность. Да, совсем не похож на моего Дэна. Два совершенно разных человека. Два разных вкуса.
Если жизнь и вправду похожа на коробку шоколадных конфет, то, выходя замуж, ты словно выбираешь одну начинку и захлопываешь коробку со словами: «О да, теперь это моя любимая начинка». И когда произносишь клятву верности, думаешь: «Мне нужна только эта начинка. Вкуснятина! Кому нужны орешки и пралине? Мне нужен только этот марципан. Неважно, что когда-нибудь он мне надоест и мне захочется чего-нибудь другого».
И ты не врешь. Ты любишь только этот марципан. Но почему со временем ты, облизывая губки, косишься на конфетку с начинкой из вафельной крошки?
– На всю голову больной, – повторяет Роберт, по-прежнему не отводя от меня взгляда. – Хотите чего-нибудь перекусить? – вдруг осторожно добавляет он, опять перейдя на «вы».
Где-то на краю своего сознания я уже вижу блестящую цепь событий, с новой силой двигающую шестеренки моей жизни. Ужин. Еще больше бутылок хорошего вина. Смех, звон в ушах, туман в голове, приятное волнение и вкрадчивый шепоток: «Вот тебе, Дэн! Теперь ты понял?!» Рука на моей талии, ласковое мурлыканье в ухо… танцы? Такси? Тускло освещенный коридор отеля… Полумрак номера… Незнакомые губы касаются моих… Сильные руки срывают с меня блузку… Тепло нового, неизведанного тела…
Так хорошо… Так ужасно!
Это испортит мне жизнь. Я не такая! Пусть я и не ведаю сейчас, кто я, но я не такая! Я этого не сделаю!
– Нет, спасибо. Я не голодна, – выдыхаю я, а сердце колотится о ребра. – Мне уже пора и… Но спасибо вам. Правда, спасибо.
Приезжаю домой чуть раньше Дэна, с веселой улыбкой на лице прощаюсь с Карен, укладываю малышек спать. А затем просто жду на кухне, чувствуя себя при этом злодеем из бондианы, который с нетерпением предвкушает, когда агент 007 попадет в ловушку.
«Я ждала вас, мистер Уинтер». Именно так я ему и скажу. Только это неправда. Я не ждала этого. До прошлой ночи я бы никогда не поверила, что такое может случиться с нами. Романы на стороне? Запертые ящички? Эсэмэски? Нет, такого просто не могло быть. Я листала фотографии сообщений Дэна на своем телефоне. Снова и снова. Целый день. И не могла поверить в то, что я вижу. Ведь они звучат так знакомо. Именно так, как Дэн постоянно пишет. Короткие, легкие строки, как и те, которые он присылает мне. Вот только эти не для меня.
Но что по-настоящему раздирает изнутри когтями тревоги, так это короткое «Помни о ЗС-факторе». Факторе «Златовласки Сильви». Я больше не его любимая жена, а какой-то фактор. Не говоря уже о том, что Златовласка Сильви – это очень личное прозвище. Ласковое, хоть и заставляет меня вздрагивать каждый раз. А сейчас меня и вовсе трясет, когда я понимаю, что он использует его с ней подобно команде «шухер!».
Я просто не могу этого понять. Дэн, которого я знаю, всегда заботлив и внимателен. Готов защищать все, что мы создали вместе: нашу семью, наш дом, наш уютный мирок. Как можно не знать того, с кем так близок? Или я просто была слепа все это время?
Что я скажу потом? Этого я не знаю. Разве могут быть слова? Знаю лишь, что не собираюсь размахивать доказательствами его неверности у него перед лицом. Что мне это даст? Пронзит мимолетной вспышкой мстительного ликования? (На самом деле я мечтаю об этой ослепительной вспышке, пронзающей каждый мой нерв, хоть на секунду отдаляющей от меня туманное, неясное будущее.)
Но что потом? Я поймаю его с поличным. Я выиграю. Вот только мне не нужна такая победа.
Вот если бы он признался сам, объяснил, что это было совершенно стихийное, мимолетное увлечение, просто потому что… А почему?! Какое тут может быть объяснение?! Я не знаю. Не мне отвечать за этот поступок.
