Нет. Ни за что. Я не позволю этому случиться.
Но разве не так думает каждая молодая пара? А потом – бабах! – они старые, сморщенные, озлобленные и не смотрят друг на друга! По словам Дэна, у Невилла и Сью были прекрасные отношения. Они шутили, вместе занимались бальными танцами и все такое.
Боже, как же нам предотвратить это? Что нам делать? Очевидно, «удивлять друг друга» – самое глупое, что я могла придумать. Это не ответ. Но в чем же тогда ответ?
Когда все спускаемся вниз к регистратуре, почти весь персонал больницы уже собрался, официанты раздают напитки. Мама разговаривает с дамой в темно-фиолетовом пиджаке и с тяжелой золотой цепью с гербом, что покоится на плечах. Должно быть, это супруга лорд-мэра. Над головами гостей раздается отвратительный звук, ибо парень в рабочем комбинезоне на стремянке беззастенчиво сверлит стену. Мемориальная доска прислонена к стене у его ног, но все вежливо игнорируют это и пытаются разговаривать сквозь шум. Эсми стоит у подножия лестницы и шипит (наверняка она громко кричит, но из-за шума кажется, что она едва говорит):
– Быстрее! Быстрее!
Я одариваю ее сочувствующей улыбкой. Беру со столика стакан воды, делаю глоток и разворачиваю речь. Я должна сосредоточиться. Сегодня день, когда я должна отдать дань памяти моему замечательному папочке, а не трястись как наседка над своим браком. Парень наконец кончил прикручивать табличку к стене, и, судя по возбужденным голосам в коридоре, прибыла Шинейд Брук. А значит, скоро мой выход.
Еще раз проглядываю свои слова, чтобы убедиться, что все хорошо (хотя понимаю, что речь не очень). В любом случае я бы никогда не смогла рассказать о том, каким был папочка, в шестиминутной речи. Так что там все довольно условно, полтора альбомных разворота. Лишь крошечная щелочка в двери, что открывает вам путь в жизнь выдающегося человека.
Должна ли я рассказать про его детство? Или упомянуть ту историю с лошадьми?
Слишком поздно. Передо мной вырастает женщина в ярко-красном платье, прежде знакомая мне только по телевизору, и протягивает мне руку.
– Сильви, позвольте представить вам Шинейд Брук, – равнодушным, безэмоциональным голосом протягивает Эсми.
Мы едва успеваем обменяться парой слов с Шинейд, как Седрик поднимается на кафедру и постукивает по микрофону ногтем.
– Дамы и господа, уважаемая супруга лорд-мэра, – начинает он, – добро пожаловать на это особое событие.
Вот черт, он стырил у меня вступление (единственную часть, в которой я была уверена).
– Многие из вас, что собрались здесь, знали Маркуса Лоу, – продолжает он более печальным тоном. – Некоторым, к огромному прискорбию, так и не удалось познакомиться с ним. Но все мы в Нью-Лондон-Хоспитал знали Маркуса как человека ответственного и обязательного, мудрого и целеустремленного, для которого не существовало слова «нет». – В его глазах блестят веселые искорки, а некоторые гости смеются, будто припоминают что-то, связанное с моим отцом. – Он не переставал вдохновлять людей, своей верой и упорством привлекал к себе людей, а к нашей больнице – спонсоров и покровителей. Этому современному рентген-кабинету не быть в нашей больнице, если бы не Маркус. А сейчас я попрошу выйти сюда его дочь, Сильви Уинтер, которая скажет несколько слов.
Поднимаюсь на кафедру, смотрю на лица собравшихся – кого-то я знаю, но большинство мне незнакомо – и делаю глубокий вдох.
– Всем здравствуйте, – безыскусно начинаю я. – Спасибо, что пришли сегодня отпраздновать открытие замечательного рентген-кабинета и вспомнить моего отца, который не просто мечтал об этом, но сделал для этой мечты все, что смог. Те из вас, кто знал моего отца, согласятся, что он был выдающимся человеком. У него была харизма Роберта Редфорта… энергия Эррола Флинна[35]… упорство Колумба… или я имела в виду Коломбо[36]… Обоих.
Даже еще не закончив, я понимаю, что речь моя – полная лажа.
Нет, я слишком строга к себе. Лажа не полная, но и не то, чего я ожидала. Люди кивали, улыбались, некоторые даже рассмеялись, но я не сумела зажечь их сердца. Папа бы смог. Не думаю, что из моей речи они поняли, каким на самом деле был папа. Ох, внезапно мечтаю о том, чтобы вернуться на неделю назад, переписать свои слова. Думать, вспоминать, пока не доберусь до реальной сути. Пока не смогу выразить в словах всю силу, свет, мир и любовь… Все, чем был мой отец. А потом я бы пригласила их всех и поведала бы им об этом.
Но все аплодируют и одобрительно кивают, мама смотрит в сторону и моргает часто-часто. Никому ведь здесь нет дела до того, каким был мой отец… Они просто хотят выпить шампанского и начать поскорее использовать рентген-кабинет, чтобы спасать жизни. Время идет своим ходом. Планета продолжает кружиться. Как будто мне не говорили об этом пятьдесят шесть тысяч раз.
Так, мне срочно нужно выпить. Как только Шинейд явит всем табличку во всей красе, я начну охоту на шампанское.
Мое место за кафедрой занимает уважаемая супруга лорда-мэра и объявляет Шинейд Брук, два раза неправильно произнеся ее имя. (Очевидно, она даже не представляет, кто такая Шинейд.) Шинейд своим голосом ведущей новостей произносит какую-то стандартную благодарственную речь моей семье от лица больницы и тянет за кисточку. Мемориальная доска теперь на месте, ура-ура! Снова аплодисменты, вспышки фотокамер. Появляются официанты с шампанским, и все гости расходятся по небольшим группкам.
Детей развлекают медсестры и медбратья, надувая одноразовые резиновые перчатки словно воздушные шарики. Седрик рассказывает мне о новой кампании по возведению детского крыла в больнице. Звучит и вправду интересно, не только потому, что я уже прикончила три бокала шампанского. Все равно Дэн за рулем. Он обещал.
И кстати, где сам Дэн?
Оглядываюсь по сторонам и замечаю его с моей мамой в дальнем конце коридора. Тут же напрягаюсь. Почему они одни, так далеко от всех? О чем они разговаривают?
Будет невежливо покинуть Седрика, тем более что мне и вправду интересно то, что он рассказывает о новых моделях детских больничных кроваток. Когда мы приближаемся к столику с закусками, Седрик внезапно останавливает свой поток статистики, все его внимание теперь занимают канапе. Я медленно двигаюсь в сторону Дэна и мамы, в надежде услышать, о чем они шепчутся.
– …ты уверен, что мы правильно поступаем? – Ее голос хоть и звучит резко, но тревожно.
– …такова жизнь… – К сожалению, не могу разобрать конец фразы Дэна, но звучит он тоже напряженно, обеспокоенно.
«Действительно не понимаю, почему…», «…нужно обсудить это…», «…так, что именно…» – вот и все, что я смогла разобрать.
Их разговор, кажется, сходит на нет, но я вовремя поворачиваюсь, чтобы увидеть, как Дэн одними губами шепчет: «Миллион фунтов, может, два…»
В горле встает ком, я давлюсь шампанским. «Миллион фунтов, может, два…» Что все это значит?
– Сильви, у тебя все хорошо? – приближается ко мне Седрик.
