Вернемся к описанию Аммиана Марцеллина. Решение о начале войны и о заключении мира у аланов, очевидно, принимал совет старейшин (Amm., XVII, 13, 21). Они же заключали от имени племени соглашения (Amm., XVII, 12, 9–20). Вождя-судью, который, видимо, руководил военными действиями, аланы, по сообщению Аммиана Марцеллина (XXXI, 2, 25), еще в IV в. избирали исходя из его личного мужества и опытности в военном деле (ср.: Ps.-Plut. De fluv. et mont. nom., 14, 3; Zenob., 5, 25)
[266]. Следовательно, в это время аланы, под которыми Аммиан (XXXI, 2, 13) подразумевает различные племена сарматов, сохранили значительные пережитки периода так называемой «военной демократии»
[267]. По крайней мере, в романе Ямвлиха «аланское войско» сделало вавилонского сборщика податей своим царем из-за его манипуляций (Iamb., 21). Вероятно, вождь вместе со старейшинами составлял план будущего похода (Luc. Tox., 49), возможно согласовывая свои действия с союзниками, через территории которых надо будет проследовать.
Если зачинщиком похода был и племенной князь
[268], то ему поставляли свои контингенты вожди зависимых племен (ср.: Amm., XVII, 12, 11; 14). В данном случае это уже является более высоким этапом организации, чем выборный руководитель похода, но, возможно, различные племена находились на различных стадиях социального развития
[269]. У придунайских сарматов во время Марцеллина племенные вожди были военными предводителями (Amm., XVII, 12, 12), то есть тут произошло совмещение гражданской и военной власти.
Если набег не был всеплеменным, а его инициатором было какое-то частное лицо, то он и являлся руководителем данной экспедиции (ср.: Luc. Tox., 48). В случае такого набега все племя не несло ответственности за действия отряда (Luc. Tox., 49). Во время сбора сил к нему присоединялись в первую очередь родственники (ср.: Luc. Tox., 47)
[270], а также добровольцы и просто искатели приключений (ср.: Luc. Tox., 48; 54). Знатные воины приходили со своей свитой (ср.: Luc. Tox., 48; Procop. Bel. Pers., I, 3, 6)
[271]. Известно, что сарматскую царицу Амагу в первой трети II в. до н. э. в экспедиции сопровождали 120 всадников (Polyaen., VIII, 56). Возможно, это и была свита
[272]. Однако состав ее неясен.
Тацит, рассказывая о роксоланских всадниках, упоминает катафракты у князей и знати, но не говорит о том, что дружинники, сопровождавшие знатных воинов, имели такое вооружение
[273]. Он пишет: «…князья и все наиболее знатные имели это прикрытие, составленное из железных пластинок или очень твердой кожи» (Tac. Hist., I, 79, 3: id principibus et nobilissimo cuique tegimen…). Е. В. Вдовченков так и считал, что сарматская дружина в I в. н. э. состояла из знати
[274]. Однако сам термин «дружина» подразумевает некий коллектив соратников, связанных определенными военными и экономическими обязательствами со своим предводителем. В этом смысле отряд знати роксоланов не является дружиной, но ее можно найти уже у скифов. Как рассказывает Лукиан (Tox., 48), при наборе войска некоторые скифы обещали привести с собой десять и более всадников с обеспечением и провизией. Это могли быть как мужчины – домочадцы богатых кочевников, так и их соратники-дружинники. Подобная ситуация могла быть и у сарматов.
С. А. Яценко предполагает, что дружина появилась позднее. Среди археологических памятников он выделил лишь три некрополя I–III вв., которые следует рассматривать как кладбища дружинников: некрополь Чертовицкое I (верховье Дона), «Золотое кладбище» (Кубань), могильник у села Новые Бедражи (Молдова). Этим временем они датируют появление дружин
[275]. Более того, даже ранних аланов иногда рассматривают как некие отряды-дружины, которые пришли с востока и покорили местных кочевников, после чего они стали народом
[276]. Однако все эти вопросы требуют дальнейшей разработки. По крайней мере, античные авторы говорят об аланах как народе, а не как о каких-то дружинных отрядах неких племен.
Сарматские катафракты и даки, обращенные в бегство римлянами. Прорисовка с рельефа колонны Траяна (113 г.). У сарматов на рельефе нет оружия. Поскольку на колонне практически нет изображений копий (но см.: Cichorius 1896: Taf. XXI, 68), то, очевидно, катафракты должны были держать в руках пики, о чем ясно свидетельствует положение правых рук двух ближних всадников. Отметим также дакийского пешего щитоносца, держащего в руках штандарт в виде воздушного дракона. Воспроизведено по: Малашев 1988: 88. Рис. 1
Набеги могли совершать и небольшие группы кочевников, которые стремились захватить добычу и тут же уйти восвояси, не принимая крупного боя (Luc. Tox., 39; 48)
[277]. Иногда такая группа состояла из энергичных юношей (Flac. Argon., VI, 231–233; Мовс. Хорен., II, 50). Вполне возможно, что такие набеги были частью инициации юношей, ведь, например, в могильнике у хутора Новый у реки Сал (левый приток Дона) оружие клалось юношам лишь с 16–18 лет, что подразумевает их переход в новую социальную группу
[278]. Хотя у нас нет прямых свидетельств античных источников, но ранние пласты нартовского эпоса и этнографические параллели заставляют думать, что юноши были объединены в мужские союзы, где они получали обучение и проходили тренировку как будущие воины, и частью этой тренировки были такие набеги
[279]. А если принимать сведения античной традиции об убийстве врага девушкой (см. ниже) как свидетельство об инициации, то можно полагать, что вряд ли мужская инициация должна была быть более гуманной и менее кровавой.
