Один день сменял другой. Их возили посмотреть на плавательный бассейн в полутемном бетонном бараке. На вид вода была холодной, в воздухе пахло химией. Корреспондент из «Репубблики» поинтересовался, может ли он немного поплавать. «Совершенно исключено», – ответила ему гид. Возили смотреть на буровую вышку, возвышающуюся среди ничейной топи, на хлебозавод, на какое-то место, где еще восемьдесят лет назад стояли шатры кочевников. «Когда-то они все здесь разорили, – пояснила экскурсовод. – Прошлись саблями, палками и плетьми. Выезжая за добычей, они жгли поля и насиловали женщин. Но потом состоялся суд – недолгий, – и их уничтожили, всех до единого». Возили показывать здание правительства, в котором несколько сотен депутатов, все из которых принадлежали к одной партии, положа руку на сердце и возведя очи к портрету президента, исполнили для них национальный гимн.
Возили показывать подстанцию, по какой-то причине отрезанную от электричества, училище, у входа в которое их поджидали дети в школьной форме, два часа потом исполнявшие им на испепеляющей жаре, облепленные мухами, старинные народные песни. Дама с радио упала в обморок – пришлось отнести ее в автобус. Пение продолжалось еще час, а затем делегация школьниц предложила им собственноручно приготовленную жареную свинину под майонезом. Возили в университет, где профессор с косматой бородой на совершенно неразборчивом английском прочел им лекцию о блестящих перспективах их государства и планах на будущее. Насколько Мария смогла разобрать, речь в ней шла о стали, нефти и президенте. Пахло аммиаком. В открытые окна проникали запахи стройки. Когда лекция подошла к концу, подали жареную свинину.
Возили в степь. Там автобус остановился и все вышли. Вокруг не было ничего.
Тихо колыхалась трава. Небосвод был удивительно высок; по нему плыли два растрепанных облачка. Ничем не воняло – запахи просто отсутствовали. Воздух был чист. Дул легкий ветерок. Равнина простиралась до самого горизонта, ничто не закрывало обзор. Медленно тянулась стая птиц. В воздух взмыла стрекоза, жужжа описала круг и вновь опустилась на землю.
Когда автобус опять тронулся, Марии почудилось, будто они так и стоят на месте: куда ни глянь, пейзаж ни чуточки не менялся. Писательница прикрыла глаза: за истекшее время она научилась спать в автобусе крепче, чем в шумной гостинице.
Тем вечером, включив сотовый, она позвонила мужу. Связь установилась с шестой попытки: ответ с того конца провода даже перепугал ее.
– Ох, если б ты только знал, – произнесла она.
– Что, еда?
– Ох.
– Люди?
– В общем, да.
Несколько мгновений они просто молчали, и она чувствовала, что он все понимает.
– А цветы? – спросила она в конце концов.
– Поливаю каждый день.
– Мусор?
– Вынес. Там очень холодно?
– Очень жарко! А комаров сколько!
– Ох.
Они вновь помолчали. Потом Мария вспомнила, что надо экономить заряд. Одна мысль о том, что она могла остаться совсем без связи, внушала ей ужас.
– Скоро вернусь, – произнесла она.
– Ты что-то имеешь против комаров?
– Прости, что?!
– Ну, спрей там какой-нибудь!
– Тут такого не бывает.
– Но ведь в таком случае ты могла бы…
Что он собирался ей посоветовать, она так и не узнала. Связь оборвалась, в трубке раздались короткие гудки. Аккумулятор был практически разряжен. Вздохнув, она отключила телефон.
Следующий день был последним в ее путешествии. Их отвезли в маленький провинциальный городок далеко в степи, откуда они наутро должны были отправиться на военный аэродром, а с него правительственным самолетом вылететь в Китай. Из Китая были регулярные рейсы домой.
Там им показали стройку. Что именно строили, Марии было неизвестно, но, по всей видимости, что-то важное: поскольку каждого заставили взять лопату и набросить немного дурно пахнущей земли на какую-то кучу. Все они были изрядно утомлены поездкой: кто-то похудел, кто-то побледнел, у одного из практикантов высыпали странные прыщи, редактор «Репубблики» прихрамывал, а дама с «Немецкого радио» и вовсе осталась в автобусе, спрятав лицо в ладонях. Немного погодя их подвезли к еще одной стройке, где церемония повторилась, еще чуть позже – к казарме, перед которой выстроилась рота солдат. Играли гимн. Развевались флаги. Подавали жареную свинину под майонезом. Потом, уже под вечер, их отвезли в гостиницу.
Ключи им выдал невысокий мужчина. Мария была последней, и когда очередь дошла до нее, выяснилось, что ключей не хватает. Кто-то ошибся в расчетах. Отель был переполнен.
Гид принялась орать на портье. Тот схватился за телефон, тоже что-то прокричал, бросил трубку, набрал еще какой-то номер, опять что-то прокричал, швырнул трубку на рычаг и тупо уставился на них.
– Ну что ж, придется мне разделить с кем-то комнату, – произнесла Мария.
– Никаких проблем, – отозвалась дама с «Немецкого радио». – Можете пожить со мной. Мы ведь взрослые люди, в конце концов.
– Совершенно исключено, – вмешалась их экскурсовод. – В нашей стране множество гостиниц, и все они – высшего уровня!
Так Мария оказалась в автобусе одна. Еще полчаса ее везли по темным улицам, затем машина остановилась у высотного здания. По обочине слонялись дети. Старая женщина торговала тыквами.
– Гостиница в настоящее время не работает, – сообщила ей гид, – но для вас сделают исключение и предоставят комнату. Утром будьте на улице ровно в семь двадцать пять. Автобус заберет вас и доставит в аэропорт.
– Вы уверены? – уточнила Мария.
Та лишь непонимающе воззрилась на нее.
Лифт был сломан. Бородатый мужчина провел ее по лестнице на восьмой этаж. К чему было подниматься так высоко, если кроме нее в гостинице не было ни одного постояльца? Наконец, взмокнув и запыхавшись, она добралась до комнаты. Пахло чистящими средствами. Шкаф не закрывался, телевизор не работал, простыни были мятые. На стене была приколота бумажка, испещренная кириллическими знаками. «Интересно, что там написано? Хотя, в общем, какая разница, – подумала Мария. – Еще немного, и все останется позади».
Она долгое время не могла уснуть и лежала, глядя в потолок. Издалека доносился шум машин. Она трижды проверила, завела ли будильник. И хотя все, вроде, было в порядке, она все равно не могла сомкнуть глаз, потому что боялась, что он не прозвонит.
Когда она спустилась по лестнице, было пять минут восьмого. Поставив на пол сумку, она опустилась в потрепанное кресло из искусственной кожи. Никого не было. Она подождала. Прошло десять минут, двенадцать, пятнадцать. Мария вышла на улицу. В бледных лучах утреннего солнца мимо проезжали машины. Ни единого прохожего. Она вновь посмотрела на часы. Тридцать три минуты восьмого. Тридцать четыре. По-прежнему тридцать четыре. Потом вдруг – она аж перепугалась! – без двадцати. Без пятнадцати. Без десяти. Без пяти восемь. Она включила телефон, но кому позвонить – не знала. Никто не сообщил им, куда звонить в случае экстренной ситуации. Группа все время была вместе – об этом никто даже и не подумал.
