– Было весело, детка, – отвечает он. – Тебе стоило пойти.
Я сказала Бретт и Лизе, что отправилась в турне сегодня, но на самом деле уезжаю завтра. Я останавливаюсь в трех городах, пробираясь по стране к Лос-Анджелесу, к кульминации в виде ужина с женщиной-режиссером. Я всегда сама бронирую билеты (продюсеры не отправят нас бизнес-классом – шоу показывает настолько успешных женщин, что они уже должны летать бизнес-классом), поэтому никто не знает, что во время вечеринки в честь помолвки Бретт я была в Нью-Йорке.
Когда я получила по электронке от Арч письмо с заголовком «Тс-с-с-с!», то ответила за двоих: «Придем!» Но по мере приближения даты в моем горле как будто копился специальный коктейль из яда. Мысль о том, чтобы поднять бокал шампанского за счастливую пару, одна половинка которой – мерзкое хладнокровное животное, умеющее подстраиваться под любую температуру, какая ни была бы в ее окружении, казалась совершенно невыносимой.
Ударяю кулаком по подушке, сплющивая ее, чтобы рассмотреть профиль Винса в темноте яркого города.
– Все сочли странным, что ты пришел без меня? Просто мне показалось, что один из нас должен присутствовать. Не хотелось, чтобы они думали, будто я, ну, знаешь, затаила обиду.
Винс закрывает глаза, огорченно вздохнув, и не потому, что устал.
– Нет, детка. Никто так не думает. Все верят, что вы помирились.
Идеальная возможность сообщить ему то, что съедало меня несколько месяцев, но на что не хватало смелости. Винс знает?
– Ты веришь, что мы помирились? – Трусливо, но лучше, чем умышленное игнорирование.
Винс не спешит отвечать, с умом подбирает слова.
– Не думаю, что тебе нужно с ней мириться, если ты этого не хочешь, – говорит он, и этот ответ даже близко не такой двусмысленный, каким кажется. Давненько мы не подбирались к правде. Мое дыхание щекочет ноздри. Я могу заплакать. Но не стану.
– Я ценю это, – лепечу я на грани слез. – Хорошо, что никто ничего не сказал. Хотя я была уверена, что Лиза может.
– Лиза ничего не сказала. Бретт ничего не сказала. Джесси ничего не сказала. Все хорошо. Правда.
Резко сажусь, слез нет, сердце похоже на бьющуюся рыбу, застрявшую в моем горле.
– Там была Джесси?
Винс со стоном закидывает руку на глаза, пожалев о своих словах. Он знает, что Джесси появляется на съемках лишь тогда, когда сцена имеет первостепенное значение. Она встретится со мной в Лос-Анджелесе – впервые для меня, и я невероятно этим горжусь. А теперь вечеринка в честь помолвки – празднование самого банального достижения в жизни – находится на одном уровне с ужином с номинированным на «Оскар» женщиной-режиссером? Поверить не могу, что говорю это, но Иветта Гринберг была права. Шоу сбилось с пути.
– Она забежала минут на пять, – отвечает Винс сухим голосом, на который перешел после нескольких лет отговаривания меня от глупостей.
– Она что-нибудь говорила про спин-офф с Бретт о свадьбе?
– Боже, детка. – Винс переворачивается на бок, наказывая меня своей спиной. – Она пробыла-то там две секунды. Не знаю. Возможно. Но сомневаюсь. Эта свадьба никогда не состоится.
Я все еще сижу на кровати, пожевывая большой палец, но паника постепенно ослабевает.
– Ты так думаешь?
Винс отвечает коротким уверенным смешком.
– Это все ради сюжетной линии. И ты это знаешь.
Вытаскиваю большой палец изо рта, пока не испортила маникюр для Лос-Анджелеса, и вдруг вспыхиваю признательностью за то, что он смотрит на Бретт и видит то же, что и я: слишком переоцененную, с избыточным весом выпендрежницу, которая ради денег и славы обманом превратила борьба за права женщин в бренд. Признательностью и чем-то еще: решимостью добавить истинности в эту шараду, приступить к следующему этапу поддержания моей значимости. Прижимаюсь к бледной безволосой спине мужа и закидываю руку на его узкое бедро.
– В таком случае спасибо, что представлял нас сегодня. Я просто волновалась за то, как выглядел мой отказ в последнюю минуту. Но не могла заставить себя пойти.
– Все нормально, – раздраженно говорит Винс, подтягивая колени к груди и напряженно сворачиваясь в позу эмбриона. Приходится приложить немного усилий, чтобы проскользнуть рукой между его бедер.
– Господи, – ахает он, – у тебя холодные руки.
Ауч. И все равно встаю на четвереньки – упорство подавляет достоинство, – заключая лицо Винса между рук, а бедра – между коленей. Несколько унизительных секунд он лежит без движения, но потом расслабляется и выпрямляется, переворачиваясь на спину – лицом ко мне.
– Тебе рано вставать, – пытается отмазаться он. Я целую его. Его дыхание пахнет отвратительно.
Просовываю руку под резинку боксеров и беру его член большим и указательным пальцами. Его пенис мягкий и податливый, в своем обычном состоянии. И вот этим ты трахаешь всех, кроме меня?
Винс обхватывает мое запястье и убирает руку, положив ее на матрас с утешительным похлопыванием. Мы остаемся в таких позах несколько долгих секунд. Я собираюсь вернуться на свою сторону кровати, но тут Винс меняет решение, переворачивает меня на спину, а потом ждет, пока я стяну пижамные штаны. Он наклоняется, чтобы поцеловать меня – вот оно, – но этот поцелуй мокрый, холодный, слишком много передних зубов, и мы отказываемся от него, переходя сразу к половому акту, чего не случалось с тех пор, как я три месяца назад забросила принимать противозачаточные.
Винс трется о меня, хрипит, послушно пытается разжечь уголек. Это длится дольше, чем моя способность вести грязные разговорчики, уже столько раз можно сказать «Трахни меня», что отпадет всякое желание.
Винс с расстроенным воплем откидывается на спину и трет виски – этакое шоу самобичевания от пещерного человека. Его озлобленное дыхание превращается в приглушенное ржание.
– Дело не в тебе, – ласково мямлит он. – Просто я сегодня перепил.
Притягивает меня на свою тощую грудь, утыкается носом в макушку и гладит по спине, словно это я должна расстраиваться, хотя со мной все в порядке. Это я должна его утешать. Да, дорогой, совершенно нормально, что мои кашемировые свитера тверже твоего члена.
– Ты такая красивая, – продолжает он нести бред. – Я так сильно тебя хочу.
– Спасибо, детка, – говорю я. Опираюсь подбородком на свою руку, локоть лежит над непостоянным сердцем мужа. – Ты так говоришь всем девчонкам, когда не получается?
Винс даже не называет меня спятившей, когда я перекатываюсь на свою сторону кровати – моя очередь наказывать его спиной. Больше не стоит оскорблять мой интеллект. И тогда я понимаю, что могу сказать все что угодно. Теперь я действительно могу быть спятившей.
* * *
– Вы сказали, что не бронировали? – Администратор хмуро просматривает план рассадки. В лобби она единственная темнокожая, помимо меня.
