– Умно, – восторгается Эрин. – Особенно отсылка на велосипед.
– О, Бретт невероятно умна. – Келли хватает меня за горло и дает щелбан – она всегда атакует, когда чувствует, что кто-то начинает тешить мое самолюбие. Ей нравится пытаться оторвать мои длинные нарощенные волосы с корнем. Я сильно впиваюсь зубами в ее руку и чувствую вкус лосьона для тела – единственного, который может себе позволить Келли в Blue Mercury, – и, вскрикнув, она меня отпускает.
Эрин тянется и приглаживает мои волосы.
– Пожалуйста, можете всем сказать, что они настоящие? – спрашиваю я ее.
– Волосы настоящие. – Эрин делает вид, что записывает это в воображаемом блокноте. – Интересно, но я вижу здесь параллель с шоу. Вы как младшая сестра в группе.
– М-м-м, – с сомнением отвечаю я, – мне кажется, Джен Гринберг скорее станет встречаться с хот-догом, чем свяжется со мной кровными узами.
Эрин лопается от смеха.
Между мной и Джен Гринберг нет особой любви. Мы познакомились благодаря индустрии красоты и здоровья несколько лет назад и в первый сезон стали почти что подругами. Зрители наблюдали, как я сблизилась с ее знаменитой гуманисткой-мамой, Иветтой, которая любит Джен из чувства долга, а меня – потому что действительно любит, и все думают, именно поэтому мы не можем произнести имена друг друга, не скривив губы. Но реальность такова, что между экранной Джен – веганка, клевая – и настоящей существует огромная разница. Она стерва, и я ненавижу это притворство.
И знаете что? Это нормально, что мы не ладим. Не стоит приравнивать феминизм к симпатии ко всем женщинам. Это заставляет женщин притворяться милыми, тогда как суть феминизма заключается в том, что женщины могут быть совершенно разными, даже если речь идет о продавщице змеиного масла.
– Мне просто кажется, что у всех есть своя роль, верно? – продолжает Эрин. – Вы ребенок. Задиристый и подающий надежды. Стефани – знатная дама, у которой есть все: деньги, успех, любовь. Джен – явно феминистка королевских кровей, а Лорен – соломинка, которой помешивают коктейль. Хейли была, не знаю… наверное, она была самой нормальной?
И именно поэтому вы говорите о ней в прошедшем времени. Некролог экранной Хейли вышел в US Weekly, с подробным описанием ее желания сосредоточиться на новых и интересных коммерческих возможностях. Словно смысл всего шоу – не задокументировать то же самое. Мне нравилась Хейли, и мне кажется, в ней оставались силы на еще один сезон, но она стала жадной, просила кучу денег, когда как сама ничего не приносила к столу.
Актеры отсеиваются каждый год, и я не вижу причин беспокоиться о том, что стану следующей. У каждого есть история, которая закончится в тот или иной момент, нет смысла тратить силы, стараясь управлять неизбежным, что свойственно некоторым актерам. И все же я лучше потерпела бы это, чем нытье сестры в последние недели. «Поставят ли продюсеры ее на место Хейли? Поговорю ли я снова с Лизой? Пообщаюсь ли в этот раз с Джесси?»
– Думаю, я аутсайдер, – признаюсь я.
Один уголок губ Эрин иронично опускается.
– Вот как. Хотя у аутсайдера в Инстаграме три миллиона подписчиков, тогда как остальные актеры еще не добрались и до полумиллиона. Но с точки зрения вашего социально-экономического положения – да, хотя мне интересно посмотреть, как теперь развернется сезон, когда вы финансово догоняете всех. Кажется, вы действительно работаете на полную катушку. У вас серьезные отношения с умопомрачительной красоткой-адвокатом по правам человека…
– Которая предоставляет помощь жертвам сексуального насилия и говорит на пяти языках, – добавляю я.
Эрин смеется.
– Которая предоставляет помощь жертвам сексуального насилия и говорит на пяти языках. Еще вы заключили контракт на написание книги. Две новые студии. Помещение для йоги. Все это даст вам преимущество перед группой. В смысле, – она показывает на меня, будто я должна знать, о чем она говорит, – оно уже есть, разве не так?
Келли наблюдает за мной, сгорая от любопытства, чем это может обернуться. Впервые кто-то из представителей прессы спросил меня об этом.
– Если вы не знали, я не люблю ходить вокруг да около, – спокойно отвечаю я.
Эрин откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, уверенно улыбаясь и радуясь, что я не оборвала ее.
– Я слышала, вы со Стефани сейчас не разговариваете.
– Это было на TMZ
[1], верно? – обращаюсь я к Келли. – Значит, должно быть правдой.
Эрин невозмутимо передергивает плечами.
– TMZ первым разместил новости о смерти Майкла Джексона и ограблении Ким Кардашьян.
– Люблю TMZ, – улыбается мне Келли, наслаждаясь моим трудным положением. Келли известно все о нашей размолвке со Стефани. Но, в отличие от TMZ и от того, что я скажу Эрин, она знает правду, и я могу рассчитывать на то, что она оставит ее в секрете. Сестры равно хороши как в ненависти, так и в любви.
– Мы не общались полгода, – признаюсь я.
Эрин складывает губы, выражая разочарование.
– Мне нравилась ваша дружба. И, боже, – она закатывает глаза, – а ее новая книга? – Она зависает с приоткрытым ртом, будто у нее нет слов. – Вы знали все это о ней?
– Стефани очень скрытный человек.
– Это значит – нет?
– Хоть мы и не дружим, это не значит, что я предам ее доверие. Особенно когда дело касается рассказанной ею истории о домашнем насилии. Я бы никогда так с ней не поступила.
Эрин хмурится и согласно кивает.
– Понятно, что вы по-прежнему о ней заботитесь. Это значит, в следующем сезоне мы увидим примирение?
Я смотрю на старый кассовый аппарат в углу. На стойке все еще стоит тарелка со жвачкой Bazooka. Мне бы хотелось это оставить, если такое возможно. Это словно наказание за чертовщину в виде дождя из одежды спортивного стиля, который вот-вот прольется в этом ничего не подозревающем уголке ни в чем не повинной рыбацкой деревушки.
– Все зависит от нее. Это она обижена на меня. Может, по тем причинам, что вы назвали. Знаю, она сейчас переживает важный момент со своей книгой, но, возможно, я нравилась ей больше в роли аутсайдера.
Эрин ставит локоть на складной стол, подпирая подбородок рукой, и внимательно слушает меня.
– Или потому, что вы не передадите Рианне предварительную копию ее книги?
Ушам своим не верю. Даже TMZ не знал про Рианну.
– Признаюсь, – Эрин поднимает руку, словно собирается дать клятву, – я на неделе звонила Стефани.
Хорошо, что я сижу, потому что, уверена, мои колени подкосились бы.
Она звонила Стефани? Она знает?
