– Рада за тебя, Джен, – говорю я. – Ты сильная женщина не потому, что отрицаешь свой голод. А потому, что противостоишь ожиданиям общества, как мы должны…
– Это Иветта тебя сюда отправила? – спрашивает Джен, не успеваю я сказать «выглядеть».
Приподнимаю плечо в неопределенном ответе, не желая подставлять Иветту, которая явно хотела, чтобы я обнаружила запретную связь ее дочери с мясными продуктами и извлекла из этого выгоду. Джен хмуро затягивает завязки пакета.
– Она еще злее, чем я думала. Или, может, просто меня ненавидит.
Она швыряет в пакет коробку со сливками с фундуком, и та мстит ей брызгами.
– Твоя мама не ненавидит тебя, Джен. Она ненавидит, что ты несправедливо страдаешь и обделяешь себя. Ненавидит, что ты на первом месте видишь себя как тело и только потом как личность. Она просто хочет, чтобы ты была…
– Я попрошу Лорен пригласить тебя на вечеринку. Это будет не сложно. А вот заставить Стеф сниматься с тобой чертовски трудно. – Глаза Джен яркие, не моргают. Она отводит взгляд и сглатывает. – Но я постараюсь.
Я понимаю, что она вот-вот заплачет. И кажется, бормочу благодарность, чтобы она не заплакала. Не могу думать ни о чем другом, кроме как обнять эмоциональную Джен Гринберг. Уверена, она бы отстранилась от меня шипами.
Знаю, на бумаге это выглядит как взятка, а к взяткам прибегают только нечестные и презренные люди, но все совсем не так. (И еще я знаю, что именно так сказали бы нечестные и презренные люди). НО все действительно совсем не так! Мои инвесторы ждут от меня трехэпизодного выпуска в Марокко с безвозмездной раздачей электровелосипедов. Я с радостью приняла участие во всех путешествиях других женщин, которые старше, опытнее и известнее меня. Я приехала в аэропорт вовремя ради путешествия Гринберг, с улыбкой на своем гребаном лице, на следующее утро после того, как она сказала мне, что «сила воли – это мышца, которую можно укрепить», когда я за ужином попросила еще кусок хлеба. Я появилась везде ради этих женщин. Охала и ахала над их дорогими квартирами без крыс. Прочитала их книги, где четыреста с лишним страниц, пила густые соки и загрузила приложение для свиданий, чтобы способствовать увеличению количества участников, когда сама нахожусь в отношениях. А теперь я сама вкушаю немного успеха, и они не могут это стерпеть. Сбились в кучку, чтобы поставить меня на место.
Так что эта взятка, которую придумала даже не я, на самом деле совсем не взятка. Если уж на то пошло, это корректировка курса. Это правильно. И я предлагаю выкинуть пакет с испорченной едой в контейнер по пути домой. Небольшой акт покаяния. Потому что если быть честной перед собой, то, возможно, все именно так. Возможно, я отчасти подлая. Но я пока не готова быть настолько честной.
Глава 9
Келли, ноябрь 2017 года
– Именно благодаря тебе Джен и Бретт снова наладили отношения, – говорит мне Джесси таким уверенным тоном, что я невольно отвечаю «Спасибо». За нами жаром пышет газовый камин, лампы светят прямо в лицо. Эффект схож с занятиями горячей йогой, которые недавно вошли в комплекс SPOKE, где высокая температура позволяет телу приобрести большую гибкость. Мы с Джесси разогрелись. Погрузились в нашу историю.
– Не знаю насчет тебя, – продолжает Джесси, – но меня утешает, что Бретт стала немного спокойнее. Когда мы только познакомились с Бретт и Джен, они дружили, и было так приятно в этом сезоне – а приятного было много, несмотря на то, как он закончился – наблюдать, как эти две сильные женщины преодолевают разногласия и вновь поддерживают друг друга. Казалось, тебе было важно, чтобы твоя сестра заключила перемирие с Джен. Почему?
Перемирие. Так ли это? Мы здесь уже час или два, и мой мозг кажется расплавленным и липким. Как хочется, чтобы кто-нибудь открыл окно, но микрофонный журавль запишет шум с улицы, к тому же окна занавешены переносными затемняющими шторами. Делаю глоток теплой воды, что стоит на столике между стулом Джесси и моим, и возвращаю мысли к слову «перемирие». Нет. Это было не перемирие. Это была сделка. Когда Бретт рассказала обо всем мне, она старалась не называть это так – сделкой, – хотя то, что Джен убедит других сниматься с Бретт в обмен сохранения своей тайны, показалось мне взяткой.
Я не содействовала перемирию, но, полагаю, именно так это и выставят. Эту историю можно раскрутить. В конце концов, я хотела подружиться с Джен. И не только потому, что восхищалась тем, как она продвигала свой продукт (а я восхищалась!), но и потому, что было совершенно очевидно, что Бретт не хотела видеть меня в шоу – ее шоу, как она считала, – и мне пришлось пойти на то, что сделало меня неотъемлемой частью программы.
Дружба с заклятым врагом моей сестры была своего рода предательством библейских масштабов, но при этом обеспечивала участие в следующем сезоне.
– Я всегда восхищалась Джен, – говорю я, и это правда. Я восхищалась ими всеми. Бретт относилась к своим коллегам по съемкам как к старым куклам Барби, с которыми ей надоело играть. А я была менее удачливым ребенком, прыгающим вверх-вниз, чтобы получить на Рождество ее подержанных кукол. Я ценила их, как новые.
– Мне хотелось самой узнать этих женщин, – продолжаю я. – Я погрузилась в этот опыт с открытым сердцем. Не хотела, чтобы на меня влияли отношения Бретт с другими Охотницами.
Это тоже правда. Я хотела твердо стоять на ногах, быть отдельной от сестры, потому что не могла на нее положиться. Это обидно, но совершенно неудивительно. Бретт несколько лет выдавала концепцию SPOKE как свою. Хоть мы и были равноправными партнерами, говоря о бизнесе, она использовала терминологию собственника: SPOKE ее, идея ее, стартовый капитал тоже ее.
Бретт никогда не забывала, что, когда мы только начинали бизнес, я вложила в него лишь две тысячи. Говорила, что я не хотела продешевить и не верила в бренд. Но именно этого и ожидаешь от друзей и семьи на ранних стадиях запуска проекта. В новом бизнесе нельзя все ставить на карту. Это нецелесообразно и опрометчиво, особенно для матери-одиночки. Бретт знала бы это, потрудись она изучить вопрос, чего только стоило зарегистрировать SPOKE. И я хотя бы могла выписать чек, Бретт же с бешеной скоростью растратила свою часть наследства, оставленную мамой.
В итоге мне оказалось на руку, что Бретт была больше сосредоточена на концепции SPOKE, чем на реальных вещах. Прежде чем вложить свои жалкие две тысячи, я потратила еще тысячу на юриста, который помог мне составить партнерское соглашение, определяющее меня как ее соучредителя. Я предложила Бретт нанять юриста, чтобы он перечитал это соглашение, пока она не подписала и не приняла мой чек, но у нее на это не было средств, кроме того, ее это не волновало.
Моя сестра хороша в придумывании идей и рекламе, но в основании собственной компании столько формальных, скучных аспектов. Надо написать бизнес-план, продумать заявление о предназначении (это придумала я, а Бретт только насмехалась), обеспечить финансирование, зарегистрировать фирменное название, подать документы об учреждении, открыть счет и налоговый учет. И все такое невеселое. Бретт отмахивалась от меня, когда я поднимала тему бухгалтерского учета. Она даже слушать не захотела, когда я сказала, что нам нужно разнообразить источник доходов, если хотим обеспечить имазигенских женщин электровелосипедами, которые стоят в два раза дороже обычных. Я расписала анализ полной окупаемости, с диаграммами, графиками и схемами, чтобы уникальный, но легко отвлекаемый мозг моей сестры смог усвоить, что если увеличиваются текущие расходы, то надо увеличить и прибыль. В Нью-Йорке у студий йоги низкая оперативная прибыль и успешная история выработки, а значит, они привлекают достаточно клиентов, чтобы покрыть постоянные и переменные расходы на аренду и персонал.
