— Они и правда классные.
— В них любая еда кажется особенной, — киваю я. — Даже овсянка или лапша быстрого приготовления — а это основа моего рациона.
— Отличная диета.
— А ты что ешь в колледже?
— У нас в общежитии все по-другому. В каждом блоке три комнаты и общая зона с кухней и гостиной. Похоже на небольшую квартиру. Мы живем вшестером и готовим гору еды. Моя соседка делает восхитительную лазанью. Не знаю, как ей это удается, — учитывая, что она использует уже тертый сыр и покупной соус.
— Ну хоть в чем-то она хороша.
— В смысле? — спрашивает Мейбл.
До того, как Мейбл поставила на мне крест, она присылала сообщения, в которых перечисляла причины своей нелюбви к соседке. У нее ужасный музыкальный вкус, она неряшлива, громко храпит, вечно водит каких-то парней и захламляет комнату уродливыми вещами. «Напомни, почему ты решила не ехать со мной в солнечную Южную Калифорнию?» — писала она. И еще: «Пожалуйста, пусть эта девчонка куда-нибудь исчезнет, а ты притворишься ею!»
— А, — вспоминает Мейбл. — Точно. Ну, это было давно. Она мне уже нравится.
Она смотрит по сторонам в поисках еще какого-нибудь предмета для разговора, но кроме растения и мисок, у меня ничего нет.
— Я собираюсь прикупить еще вещей, — говорю я. — Но для начала нужно найти работу.
На ее лице мелькает тревога.
— А у тебя есть?.. Боже, прости. Я об этом не подумала. Деньги у тебя есть?
— Угу, — отвечаю я. — Не беспокойся. Он мне оставил денег, но не очень много. Пока хватает, но лучше экономить.
— А что с обучением?
— Он оплатил первый год.
— А как же остальные три?
Не думала, что об этом будет так сложно говорить. Мне казалось, что хоть здесь все просто.
— Куратор говорит, мы что-нибудь придумаем. Можно взять кредит, получить грант или стипендию. Она говорит, пока я хорошо учусь, мы сможем выкрутиться.
— Ясно. Звучит здорово.
Но она все еще выглядит встревоженной.
— Значит, ты приехала на три дня, верно? — спрашиваю я.
Мейбл кивает.
— Думаю, завтра или послезавтра мы можем доехать на автобусе до торгового района. Смотреть там особо не на что, зато есть гончарная мастерская, в которой я купила эти миски, а еще ресторанчик и несколько продуктовых.
— Хорошо, звучит круто.
Она разглядывает коврик, будто находится мыслями не здесь, а где-то далеко.
— Марин, — наконец произносит она. — Скажу сразу, что я приехала сюда не отдыхать, а с конкретной целью.
Сердце ухает вниз, но я пытаюсь не подавать виду. Я выжидающе смотрю на нее.
— Поехали со мной домой, — говорит Мейбл. — Мои родители ждут тебя.
— Зачем? На Рождество?
— Да, на Рождество. А потом насовсем. То есть ты, конечно, вернешься сюда, но на каникулы будешь приезжать к нам. Наш дом может стать и твоим домом.
— А-а… — отвечаю я. — Когда ты сказала про цель, я представила что-то другое.
— Например?
— Да не знаю.
Я не могу признаться, что подумала, будто она больше не хочет меня видеть, — ведь на самом деле она хочет видеться чаще.
— Так ты согласна?
— Не уверена, что смогу.
Мейбл удивленно вскидывает брови. Мне приходится отвести взгляд.
— Наверно, я с ходу прошу слишком о многом. Можем начать с Рождества. Полетели со мной на пару дней, и посмотришь, как тебе там. Мои родители оплатят перелет.
Я мотаю головой:
— Прости.
Она сбита с толку. Все должно было быть иначе.
— У меня есть три дня, чтобы тебя переубедить. Просто подумай над моим предложением. Представим, что ты не говорила «нет». Представим, что ты пока не дала ответ.
Я киваю, хотя точно знаю, что не смогу вернуться, как бы сильно того ни хотела.
Мейбл подходит к столу Ханны и принимается снова все рассматривать. Затем расстегивает свою спортивную сумку и разбирает вещи. Потом возвращается к окну.
— С верхнего этажа открывается другой вид. Там по-настоящему красиво, — говорю я.
Мы поднимаемся на лифте в башню. Наверху я понимаю, что гувернантка из «Поворота винта» решила бы, что это место просто кишит призраками. Я стараюсь больше не думать о выдуманных кем-то историях. Тем более об историях с призраками.
Из окон башни открывается панорамный вид на всю территорию колледжа. Я думала, что тут нам будет проще разговаривать, потому что перед глазами столько всего. Но я все еще скована, а Мейбл — молчалива. Может, даже зла. Я вижу это по ее опущенным плечам и опущенному взгляду.
— А это кто? — спрашивает она.
Я смотрю, куда она указывает. Точка света.
— Смотритель, — говорю я.
Мы наблюдаем, как он приближается, делает несколько шагов и присаживается на корточки.
— Он что-то делает на дорожке, — говорит Мейбл.
— Да. Интересно, что.
Смотритель подходит к общежитию, задирает голову и машет нам. Мы машем в ответ.
— Вы знакомы?
— Нет, но он знает, что я здесь. Он вроде как присматривает за мной. Следит, чтобы я не подожгла колледж или не устроила дикую вечеринку.
— Оба варианта вполне вероятны.
Я не могу даже выдавить улыбку. Хоть я и знаю, что снаружи темно, а у нас горит свет, все равно сложно поверить, что он нас видит. Мы должны быть невидимыми, уж слишком мы одиноки.
Мы с Мейбл стоим совсем рядом, но друг друга не видим. Вдали переливаются огни города. Люди, наверно, заканчивают рабочий день, забирают детей из школы, готовят ужин. Они без усилий разговаривают — о важном и о пустяках. Кажется, расстояние между нами и всеми этими людьми непреодолимо.
Смотритель залезает в грузовик.
— Я боюсь ездить на лифте, — внезапно признаюсь я.
— В смысле?
— Это началось прямо перед твоим приездом, когда я собралась в магазин. Я уже хотела спуститься, но вдруг испугалась, что застряну и никто об этом узнает. Что ты приедешь, а мой телефон не будет ловить.
— Лифты здесь часто застревают?
— Не знаю.
— А ты когда-нибудь слышала о таких случаях?
— Нет. Но они же старые.
Мейбл подходит к лифту. Я следую за ней.
— Он такой роскошный, — говорит она.
Каждая деталь этого здания богато украшена. Выгравированные на латуни листья, гипсовые завитки над дверью. В Калифорнии нет таких старых построек. Я привыкла к простым линиям, к незамысловатым домам.