У нее под глазами темные следы от туши, но уставшей она не выглядит.
— Можно? — спрашивает она и берет меня за руку.
Я сжимаю ее в ответ и жду, что Ана меня отпустит, но она не отпускает. Вместо этого она говорит:
— Я хотела стать твоей мамой. Хотела с самой первой нашей встречи.
Меня охватывает дрожь. Голова, пальцы, сердце — все дрожит.
— Вы с Мейбл зашли на кухню. Тебе было четырнадцать. Я уже кое-что о тебе слышала: знала, что тебя зовут Марин, что ты живешь с дедушкой, любишь читать книги и говорить о литературе. Я наблюдала за тобой. Как ты осматриваешься, как незаметно гладишь голубя на картине над раковиной.
— Я больше не люблю, — вдруг произношу я.
Она смотрит вопросительно.
— Не люблю читать книги, — говорю я.
— Наверняка полюбишь снова. А если и нет, это не так уж важно.
— А если все-таки важно?
— Что ты имеешь в виду?
— Что, если я больше не та девочка, которая зашла к вам тогда на кухню?
— А-а, — отвечает она. — Понимаю.
Щелкает обогреватель; нас обдает горячим воздухом. Ана задумчиво откидывается на спинку дивана, но руку мою не отпускает.
Я все усложняю. А ведь я просто хочу сказать «да».
— Мейбл все нам рассказала. О том, что между вами было. И о Дедуле и его смерти. И о том, что ты обнаружила после его исчезновения.
Слезы заволакивают ее глаза и катятся по щекам, но она этого словно не замечает.
— Несчастье, — говорит она. — Огромное горе.
Потом замолкает и, убедившись, что я на нее смотрю, добавляет:
— Предательство. — Пристальный взгляд. — Верно?
Они ждали меня в полицейском участке, а я смылась через служебный выход.
Ни разу им не перезвонила. Вынудила Мейбл приехать ко мне, найти меня, а затем вынудила их всех.
— Простите, — выдавливаю я.
— Нет, ты что! — отвечает она таким тоном, словно я попросилась пойти на школьную дискотеку в одном нижнем белье. — Ты нас не предавала. Это тебя предали.
— А-а…
— Все это меняет человека. Невозможно пережить такое и не измениться. Но ты помнишь его? Голубя у нас на кухне?
— Конечно, — отвечаю я. Я помню его красивую голову. Помню медные крылья.
— Ты осталась собой, — говорит Ана. — И я все еще хочу стать твоей мамой. Ты уже давно одна — гораздо дольше, чем думаешь. Он старался изо всех сил, в этом я не сомневаюсь. И любил тебя — конечно, любил. Но с того самого вечера, когда ты позвонила нам с Хавьером и попросила о помощи, мы все ждали момента признаться, что хотим стать с тобой одной семьей. Мы хотели сказать это еще утром в участке, но ты не была к этому готова.
Ана вытирает мои слезы, но я плачу только сильнее.
— Скажи «да», — просит она.
Она прижимается губами к моей щеке, и меня переполняют чувства, а в груди что-то щемит.
— Скажи «да».
Она убирает прядь моих волос за ухо, подальше от мокрого лица. Я рыдаю и не могу остановиться. Это гораздо больше, чем просто табличка с именем на двери.
Гораздо больше, чем стакан воды из-под кухонного крана.
Она обнимает меня, и я становлюсь совсем маленькой. Я и не догадывалась, что могу быть такой. Я кладу голову ей на плечо, утыкаюсь ей в шею — и у меня перехватывает дыхание, потому что я вдруг кое-что вспоминаю.
Я всегда думала, что мне помогут Оушен-Бич, розовые ракушки или фотографии. Думала, что однажды они помогут мне вспомнить маму.
Но я вспоминаю ее лишь сейчас.
Соленые волосы, сильные руки, поцелуй в макушку. Я не помню ни ее голоса, ни слов, просто ощущение от ее пения, вибрации ее шеи, в которую я уткнулась лицом.
— Скажи «да», — повторяет Ана.
Крохотной ручонкой я сжимаю желтую футболку.
Солнце и песок.
Я прячусь в тени ее волос, словно за занавесом.
Она смотрит на меня и улыбается, излучая любовь.
Это все, что мне удается вспомнить. И это — самое главное.
Я все еще с трудом дышу и крепко обнимаю Ану. Если она меня отпустит, воспоминания, должно быть, рассеются. Но она долго меня обнимает, а когда наконец разжимает руки, то берет в ладони мое лицо и снова просит:
— Скажи «да».
Воспоминания не исчезают. Я все еще помню.
Это мой второй шанс, и я его не упущу. — Да, — говорю я. — Да.
Мы были на пляже: ярко светило солнце, и я сидела у мамы на коленях. Она пела мне песенку. Я не помню саму песню, но помню тембр ее голоса. Потом мама перестала петь и прижалась щекой к моей макушке. Вокруг нас был целый мир — с пчелами и лиственными деревьями, с бассейнами и продуктовыми, с мужчинами, которые смотрят в одну точку, с колокольчиками на дверях забегаловок, с холодными и одинокими мотелями, которые высасывают из тебя душу. С Мейбл, Аной и тем человеком, которым станет или уже стал Дедуля. Со всеми «когда-нибудь» и со всеми поцелуями. С самыми разными несчастьями…
Вокруг нас был целый мир, а я сидела на руках у мамы и пока об этом не знала.
Благодарности
Через несколько месяцев после смерти моего дедушки, когда я плакала при любом воспоминании о нем, моя жена, Кристин, сказала: «У меня есть идея для твоей новой книги. Может, напишешь про девочку, которая живет возле Оушен-Бич со своим дедушкой?»
Эта идея меня не отпускала. На годовщину дедушкиной смерти родилась наша дочка, Джульетта. Как-то летом, когда она уже чуть подросла, я решила заглянуть в одно местное кафе, и тут у меня в голове заговорили голоса Марин, Мейбл и Дедули. То были отрывки из их диалогов и печальные размышления Марин.
Кристин, как мне кажется, представляла совсем другую историю, потому что наши отношения с дедушкой отнюдь не были сложными и, за исключением юмора и любви к картам, он совсем не походил на Дедулю. Этот роман затрагивает тему крушения иллюзий и психологических потрясений, которые сильно контрастируют с трепетной и волшебной любовью, царившей в нашей новой семье и вдохновившей меня на его создание.
Спасибо тебе, Кристин, — за зерна этой истории и за твою страстную и непоколебимую любовь. И спасибо моей доброй, любознательной и бесшабашной Джульетте за то, что сделала из меня человека, способного написать этот роман.
Сердечно благодарю мой писательский кружок — Лауру Дэвис, Терезу Миллер и Карли Энн Уэст, которые с самого начала уверяли меня, что, несмотря на мои страхи, эта книга представляет собой нечто большее, чем сплошное описание готовки и мытья мисок. Спасибо Джулз Лакур за помощь с испанским и Ади Алсэду за то, что поделился со мной знаниями о своей культуре. Спасибо Джессике Джейкобс, моему первому критику, за бесценную финальную читку и Аманде Крампф за тысячи разговоров в процессе написания.
