В окне третьего этажа зажегся свет.
Ишрат заволновалась. «Запиши номер», — сказала она. Саддам успокоил ее. Ему не надо было ничего записывать, он никогда не забывал места, в которых побывал хоть однажды. Этот дом он теперь смог бы найти с закрытыми глазами.
Извиваясь, Ишрат всем телом толкнула его.
— Вах! Ну что ты за человек!
Саддам, в отместку, стиснул ей грудь, но она решительно сбросила его руку.
— Не трожь, они очень дорого стоят, я до сих пор расплачиваюсь.
В прямоугольнике окна появился силуэт женщины. Она выглянула на улицу, посмотрела вниз и увидела парочку на белой кобыле. Они подняли головы, и взгляды их встретились.
Давая им знать, что заметила их взгляд, женщина (красивая, некрасивая, высокая, маленькая) склонила голову и поцеловала украденное на мостовой сокровище. Она помахала рукой Саддаму и Ишрат, и они помахали ей в ответ. Женщина, конечно же, узнала в них участников потасовки на Джантар-Мантар. Саддам спешился и достал из кармана маленький прямоугольный кусочек картона с адресом постоялого двора «Джаннат» и похоронного бюро. Визитную карточку он бросил в жестяной почтовый ящик с надписью: «С. Тилоттама, третий этаж».
Девочка плакала всю дорогу, но теперь заснула. Маленькое сердечко и бархатистая черная щечка доверчиво прижались к костлявому плечу. Женщина, укачивая девочку, смотрела вслед удаляющейся белой лошади и двум седокам.
Она не помнила, когда в последний раз была так счастлива. Она была счастлива не потому, что это был ее ребенок, а именно потому, что он был чужим.
6. Несколько вопросов на потом
Когда черное и блестящее, как тюлень, дитя подрастет, когда девочка, например, будет в толпе таких же школьниц в страшную жару осаждать тележку торговца мороженым, выпрашивая апельсиновое, не вспомнит ли она вдруг пьянящий запах мадуки, пропитавший лес в тот день, когда она родилась на свет? Вспомнит ли ее тело ощущение сухой листвы на земле или прикосновение раскаленного дула снятого с предохранителя пистолета, который ее мать приставила к ее лбу?
Или прошлое будет навсегда стерто из ее памяти?
7. Домовладелец
Смерть, тощий бюрократ, летит с равнин.
Ага Шахид Али
Холодно, зябко, противно. Один из обычных, тусклых и грязных зимних дней. Город до сих пор не может прийти в себя после нескольких взрывов, потрясших автобусную остановку, кафе и парковку небольшого торгового центра и оставивших после себя пятерых убитых и множество тяжелораненых. Телевидение позаботится о том, чтобы обыватель не слишком быстро оправился от потрясения. Что касается меня, то взрывы подняли в моей душе бурю эмоций, но очень жаль, что потрясение продлилось немногим больше, чем эта короткая буря.
Я живу наверху, в барсати, маленьких двухкомнатных апартаментах на крыше. Нимы стряхивают листву; попугаи с алыми кольцами на шеях переместились в более теплые, а может, более безопасные места. Туман садится на стекла окон. Сиреневые голуби толпятся на загаженном свесе крыши. Еще рано, середина дня, но я вынужден включить свет. Понятно, что мой эксперимент с красным бетонным полом позорно провалился. Мне очень хотелось жить в комнате с блестящим теплым полом, какие бывают в южных домах. Но здесь летний зной за много лет выбелил раствор, а зимний холод заставил его потрескаться и раскрошиться. Жилье пропитано пылью и выглядит на редкость обшарпанным. Что-то в мертвом покое этого поспешно покинутого пространства напоминает застывший кадр кинофильма. Сохранилась геометрия движения, видна форма прошедшего и угадывается форма будущего. Отсутствие жившего здесь человека воспринимается настолько реально, настолько осязаемо, что кажется присутствием.
С улицы доносится приглушенный шум. Лопасти неподвижного потолочного вентилятора покрыты густым слоем въевшейся грязи, этой вечной спутницы спертого делийского воздуха. К счастью для моих легких, я здесь всего лишь гость, во всяком случае, я очень на это надеюсь. Меня выслали сюда в отпуск. Самочувствие у меня неплохое, но, глядя на себя в зеркало, я вижу тусклую кожу и заметно поредевшие волосы. Кожа головы блестит из-под волос (да-да, блестит), да и от моих бровей тоже мало что осталось. Мне сказали, что это симптом тревожности. Я признаю, моя склонность к выпивке сильно меня беспокоит. Я слишком сильно испытывал терпение жены и босса и рассчитываю искупить свои грехи. В реабилитационном центре я пробуду шесть недель, без телефона, без интернета и вообще без связи с внешним миром. Мне надо было явиться в центр сегодня, но я отложил поступление туда до понедельника.
Мне очень хочется вернуться в Кабул, в город, где я, наверное, умру какой-нибудь совершенно непримечательной, абсолютно негероической смертью, например, передав моему послу пухлую папку. БУМ! Все, меня больше нет. Нас едва не убили дважды; но оба раза удача была на нашей стороне. После второго нападения мы получили анонимное письмо на пушту (я читаю на этом языке так же свободно, как и говорю): «Нун замонг бад кисмати ва. Кхо яад лара че монг сирф яв ваар па кисмат гатта каво. Та ба да хамеша дапара кхуш кисмата ве». Переводится это приблизительно так: «Сегодня нам не повезло. Но помните, достаточно, чтобы нам повезло один раз. Вам же нужно, чтобы везло всегда».
От этих слов в моей памяти что-то звякнуло. Я погуглил их (кажется, такой глагол есть). Оказалось, что это почти дословный перевод фразы, сказанной одним из командиров Ирландской республиканской армии после неудачного покушения на Маргарет Тэтчер в брайтонском «Гранд-отеле» в 1984 году. Полагаю, что нынешний всплеск терроризма — это еще один лик глобализации.
Каждый день в Кабуле идет битва умов, и я привык к ней, как к наркотику.
Дожидаясь получения сертификата на пригодность к службе, я решил навестить моих квартирантов и посмотреть, в каком виде находится дом, — я купил его пятнадцать лет назад и немного перестроил. Во всяком случае я пытался себя в этом убедить. Приехав на место, я не стал заходить с парадного крыльца, а прошел вдоль дороги и, обогнув дом, вошел через задние ворота, выходившие на подъездную дорожку за рядом таунхаусов.
Когда-то это была тихая, очень милая улочка. Теперь же она похожа на стройплощадку. Строительный материал — стальная арматура, камни и кучи песка — занимает то место, где раньше стояли припаркованные автомобили, для которых не осталось места. Из двух открытых канализационных колодцев идет невыносимый смрад, не очень согласующийся с заоблачными ценами на здешнюю недвижимость. Большинство старых домов снесены, и вместо них девелоперы соорудили новые, роскошные апартаменты. Первые этажи играют роль парковочных стоянок, а сами дома подняты вверх на сваях. Да, это неплохая идея для нашего сошедшего с ума из-за машин города, но я с печалью гляжу на нововведения. Сам не знаю почему. Наверное, это ностальгия по прежним, спокойным и безмятежным временам.
Ватага черных от пыли ребятишек, некоторые с маленькими братишками и сестренками на руках, забавляется звонками в двери, после чего бросается наутек, захлебываясь от смеха. Истощенные родители этих детей, таскающие цемент и камни в глубокие ямы, вырытые под фундаменты новых домов, превосходно смотрелись бы и в Древнем Египте, на строительстве пирамид великих фараонов. Мимо меня прошествовал ослик с добрыми глазами, навьюченный сумками с кирпичами. Отсюда едва слышны раздающиеся из громкоговорителей призывы полиции, начавшиеся после взрывов: «Пожалуйста, сообщайте о бесхозных вещах и подозрительных людях в ближайший полицейский участок…»
