Анджум эти люди интересовали гораздо больше, чем мясо в ее тарелке. Еда ее совершенно не впечатлила. Оплатив счет, Саддам церемонно оглядел присутствующих.
— Наверное, вы в недоумении задаете себе вопрос, зачем я вас сюда привез?
— Показать нам Дунию? — предположила Анджум, словно отвечая на вопрос телевизионной викторины.
— Нет. Мне хотелось представить всех вас моему отцу. Он умер здесь. Именно здесь. На том самом месте, где теперь стоит это здание. Раньше здесь были деревни, окруженные пшеничными полями. Здесь был полицейский участок… дорога…
Саддам рассказал им о том, что произошло здесь с его отцом. Рассказал и о том, что хотел убить Сехравата, начальника полиции Дулины, и о том, почему отказался от этой идеи. Все посмотрели новое видео на его мобильном телефоне — о том, как коровьи останки бросили в загородную резиденцию руководителя налоговой службы.
— Должно быть, здесь бродит дух моего отца, зажатый стенами этого большого дома.
Все старались представить себе, как он выглядел, этот деревенский кожевник, как он бродит здесь, по ярко освещенным галереям, стараясь найти выход.
— Это его мазар, — сказала Анджум.
— Индусов не погребают в земле. У них нет кладбищ, бади-мама, — сказала Зайнаб.
«Может быть, здесь вселенский мазар, — подумала Тило, но ничего не сказала. — Может быть, манекены — это призраки, пытающиеся купить то, чего уже давно не существует».
— Это неправильно, — сказала Анджум. — Нельзя просто так оставить это дело. Твоего отца надо похоронить по-настоящему.
— Его и похоронили по-настоящему, — сказал Саддам. — Его похоронили в нашей деревне, сожгли. Я сам зажег погребальный костер.
Это не убедило Анджум. Она очень хотела что-нибудь сделать для отца Саддама, чтобы упокоить его дух. После жаркой дискуссии было решено купить рубашку (как покупают чадары в склепах святых) с именем отца Хусейна и похоронить ее на старом кладбище, чтобы дети Зайнаб и Саддама чувствовали присутствие дедушки.
— Я знаю индуистскую молитву! — вдруг сказала Зайнаб. — Можно я произнесу ее в память об Аббаджаане?
Все приготовились слушать, и Зайнаб, словно проповедница любви, прочла в этом ресторане быстрого питания молитву в память о покойном и, одновременно, будущем свекре. Это была Гаятри-мантра, которой в детстве научила ее Анджум на случай неприятностей с толпой индусов.
Ом бхур бхувах сваха
Тат савитур вареньям
Бхарго девасья дхимахи
Дхийо йо нах прачодаят
* * *
В утро вторых похорон отца Саддама Хусейна Тило выложила — в буквальном смысле — на стол еще кое-что. Она поставила на стол маленькую урну с прахом своей матери и сказала, что тоже хочет похоронить свою мать на старом кладбище. Было решено устроить двойные похороны. Если считать за похороны кремацию в Кочине, то для Марьям Ипе это тоже должны были быть вторые похороны. Саддам Хусейн выкопал могилы. В одну положили стильную клетчатую рубашку. Во вторую — урну с прахом. Имам Зияуддин немного поколебался — его смутила религиозная неортодоксальность похорон, но, в конце концов, он все же согласился произнести молитвы. Анджум спросила Тило, не хочет ли она произнести христианскую молитву, но Тило ответила, что поскольку церковь отказалась отпевать ее мать, то сойдет любая молитва. Стоя на краю могилы матери, Тило вдруг вспомнила фразу, которую не раз повторяла мать в отделении интенсивной терапии.
«Я чувствую, что меня окружают евнухи. Это так?»
Тогда это выглядело всего лишь как часть оскорблений, которыми она осыпала персонал отделения. Но теперь Тило ощутила холодок в спине. Откуда она могла знать? Когда могила с урной была засыпана, Тило закрыла глаза и мысленно прочитала любимый матерью пассаж из Шекспира. В этот миг и без того странный мир стал еще более странным:
И Криспианов день забыт не будет
Отныне до скончания веков;
С ним сохранится память и о нас —
О нас, о горсточке счастливцев, братьев.
Тот, кто сегодня кровь со мной прольет,
Мне станет братом: как бы ни был низок.
Его облагородит этот день;
И проклянут свою судьбу дворяне,
Что в этот день не с нами, а в кровати;
Язык прикусят, лишь заговорит
Соратник наш в бою в Криспинов день
[45].
Она никогда не понимала, почему матери особенно нравился этот мужественный, суровый, проникнутый воинским духом отрывок из «Генриха V», но мать его очень любила. Открыв глаза, Тило с удивлением обнаружила, что плачет.
Зайнаб и Саддам поженились ровно через месяц. Состав гостей был весьма разношерстным и эклектичным — хиджры со всего Дели (включая и новых подруг, с которыми они познакомились на перекрестке у светофора), подруги Зайнаб, студентки и выпускницы одного с ней колледжа, ученики Устаниджи и их родители, семья Закира Миана и несколько старых друзей Саддама Хусейна, которые работали вместе с ним во многих местах — кожевники, санитары морга, водители муниципальных грузовиков, охранники. Были, конечно, среди гостей доктор Азад Бхартия, Д. Д. Гупта и Рошан Лал. Пришел на свадьбу и Анвар Бхай со своими женщинами и сыном, выросшим из своих сиреневых кроксов. Из Индора приехала Ишрат Прекрасная, сыгравшая выдающуюся роль в спасении мисс Джебин Второй. Ненадолго зашел и друг Азада Бхартии, маленький сапожник, рисовавший в песке опухоль легкого своего отца. Пришел и старый доктор Бхагат — одетый в белое и, как и прежде, с часами на напульснике. Шарлатана доктора Мухтара на свадьбу не пригласили. Мисс Джебин Вторая была разодета в пух и прах, как маленькая принцесса. На ней была корона, кружевное платье и башмачки со скрипелкой. Из всех подарков, коими были осыпаны молодожены, наибольшим успехом пользовался баран, которого подарила им Ниммо Горакхпури. Этого барана она специально выписала из Ирана.
Устад Хамид пел со своими учениками.
Все танцевали.
После торжества Анджум повела Саддама и Зайнаб к хазрату Сармаду. С ними пошли Тило, Саида и мисс Джебин Вторая. Они шли мимо нескончаемой череды продавцов духов и амулетов, хранителей обуви паломников, калек, нищих и баранов, откармливаемых к празднику жертвоприношения.
Шестьдесят лет прошло с тех пор, как Джаханара-бегум принесла своего сына Афтаба к хазрату Сармаду с просьбой научить ее любви к сыну. Пятнадцать лет назад Анджум приходила сюда с Бандикутом, чтобы изгнать из девочки сифли джааду. Год назад побывала здесь и мисс Джебин Вторая.
Сын Джаханары-бегум стал ее дочерью, а Бандикут вырос и стал невестой. Но если не считать этого, то в святилище мало что изменилось. Пол был красный, стены были красными, потолок был красным. Кровь хазрата Сармада так и не удалось смыть.
