Глядя на все это, Ольга хотела закричать, но не смогла. Судорожный спазм перехватил горло, после чего ее туг же стошнило. Ее рвало прямо на него — она хотела отвернуться, но не могла. Вдруг почему-то показалось, что он сейчас поднимется и вновь потянется к ней. Инстинктивно дернувшись, забилась в угол и, прикрыв рот какой-то тряпкой, ожидала, что вот-вот он дотронется до нее и зайдется своим диким, истерическим смехом...
Сколько она так просидела — не помнит. Очнулась от холода и тишины. В открытую дверь зима несла мороз.
Едва пересиливая себя, Оля посмотрела «туда», на пол, где лежал он, и только сейчас до нее дошло, что он уже не встанет никогда.
Ольге стоило очень больших усилий, чтобы кое-как вытащить труп в сени. Непосильное тело налилось свинцом, и для того, чтобы перевалить его через порог, девушке потребовалось изобразить из покойника нечто наподобие колеса. Следом с омерзением в дверной проем полетело горелое ухо, зажаренное на печке. Потом она топила снег, грела воде и отмывала стол, стены, дверь и пол от крови, которой, казалось, было залито все, включая посуду. Нашла и выкинула далеко в снег стреляные гильзы, а ствол карабина почистила, смазала, зарядила новый рожок и положила оружие назад, в то же место, где оно лежало всегда.
Накипятив воды, долго мылась сама, тут же, в избушке, тщательно намыливая и стирая мочалкой места прикосновения его грязных рук, как будто очищаясь от страшного унижения, происшедшего с ней.
Когда все было закончено, Ольга долго сидела на нарах, глядя перед собой и вспоминая все то, что с ней произошло. Чистота и уют прибранной избы ласкали глаз, отдаляли от реальности. На какое-то мгновение ей показалось, что ничего не было, все приснилось; но стоило только приоткрыть дверь и посмотреть на вытянутые ноги убитого ею человека, лежавшего в сенях, как тут же действительность возвращала девушку назад, убивая гнетущим настроением. Обдумывая свое положение, она корила судьбу за то, что она преподнесла ей такую подлость. С тоской в душе представляла будущее: как отнесется ко всему происшедшему Вася... Подвластная близость и насилие казались изменой по отношению к любимому человек}', а он, наверное, не простит ей этого. Как было бы хорошо, если бы он ничего не узнал...
«А об этом никто никогда и не узнает! — как за соломинку, ухватилась Ольга за внезапно возникшую мысль. — Вокруг на сотни километров глухая, нехоженая тайга. Сгинь — никогда не найдешь! Звери, птицы растащат тело по кусочкам, мыши источат кости и все: был человек — нет человека! Никого, никогда и ничего не было! Даже я об этом забуду! Вот только надо избавиться от трупа... Нет ничего проще — утащить подальше от избушки и бросить, закопать в снегу!»
Она сразу же принялась действовать: уложила рядом его лыжи, прихватила тоненькой капроновой веревочкой и кое-как взвалила на них уже закоченевший труп. Попробовала потянуть — получается лучше, чем без лыж. Но как только «груз» вошел в проторенную лыжню-колею, все дело застопорилось. Раскинутые руки, успевшие задубеть за несколько часов при минусовой температуре, тормозили движение, загребая пушистый снег. Ольга попробовала изменить положение тела и хоть как-то сложить руки вдоль туловища. Это ей не удалось: все попытки были безрезультатны. Она опять оказалась в безвыходном положении, с тоской смотрела на глубокую лыжню, тянущуюся по вертолетной площадке, и с досадой подумала, что далеко утащить труп с такими «тормозами» не удастся.
«Вот если бы не было рук, то дело пошло бы куда быстрее! — бросая косой взгляд на своего насильника, подумала девушка. — Стоп! А что, если?..»
Решение было страшным, но иного выхода не было. Она сходила в сени за старым топором, которым Вася рубил мясо оленя, и, вернувшись назад, с отвращением вздохнула. Немного постояв, будто решаясь, заговорила вслух:
— Прости, мужик, но руки тебе больше не нужны...
Из дневника Ольги:
«...Просыпаюсь с тяжелою думой —
Ежечасно преследует сон:
С искаженною в злобе улыбкой
Тянет страшные руки Он!
Что-то шепчет беззвучно губами.
Нервным тиком дрожит борода,
И глаза, что безумно сверкают,
Не покинут меня никогда!
То, что было, — никак не воротишь
Десять пуль в карабин не вернуть.
И в навеки убитое тело
Жизни душу ничем не вдохнуть.
Преступая границу закона,
О грядущем не думала я.
Все прошло — ничего не осталось,
Но куда убежать от себя?..»
19
Васька пришел на целые сутки позже ожидаемого Олей времени, да и то поздно вечером, когда над тайгой сгущалась ночная мгла.
Она уже не отрывалась, глядя в окошко, терялась в догадках, отталкивая скверные мысли, заползающие в голову, молила Бога, чтобы все было хорошо, и что-то шептала, торопя любимого домой.
Подавленное чувство одиночества непосильным грузом давило на девичью душу, которая, как никогда, в эти дни требовала встречи с родным человеком. Страх перед очередной ночью в пустой избушке пугал темными стенами, безмолвной дверью, черным окном и непредсказуемой тишиной. Она не могла спать, лишь на некоторое время погружалась в какое-то забытье, сваливающее после очередного трудового дня, проведенного на путике. Но проходило совсем немного времени, как ее снова и снова подталкивало присутствие «его»...
Открыв покрасневшие от бессонных ночей глаза, Оля в ужасе смотрела на плотно закрытую дверь, за которой никого не было, на ровный свет горевшей всю ночь керосиновой лампы, вслушивалась в размеренный ритм говорившего радиоприемника и лишь после этого ненадолго успокаивалась до очередного провала. С чувством радостного облегчения встречала подступающий рассвет, разгоняющий черный мрак и всяческие предрассудки о сверхъестественных силах, взвинтивших струну страха до предела.
Уже не надеясь ни на что, она вышла и встала в проеме тамбура. Слезы наполнили глаза, Оля готова была закричать от горя и предстоящего ночного одиночества. Дрожавшие ноги подкашивались, не хотели держать уставшее и измученное бессонницей тело. Не сдерживаясь, присела на порог открытой двери, прислонила заполненную тяжелыми мыслями голову к косяку и тут же забылась на неопределенное время.
Шумное пыхтение, донесшееся к глубине сознания, возвратило к действительности. Вывалив красный язык, буровя снег грудью, из темноты ночи на всех парах к избушке приближалась Волга. Не останавливаясь, собака тт же бросилась в объятия своей хозяйки, радостно заскулила и, виляя хвостом, заюлила, целуя горячим языком мокрые от слез щеки девушки.
— Волга, милая, хорошая, верная, умница! — приветственным словам Ольги не было конца. — Наконец-то пришла, радость моя! Сейчас я тебя покормлю. А где же хозяин?
Как будто понимая, собака посмотрела в ту сторону, откуда пришла, и всем своим видом дала понять, что Васька идет где-то сзади. Через пять минут из темноты наплыла родная, любимая фигура!
