Ветер понемногу стихал, но низко летящие облака крыли все вокруг. Стояли густые сумерки, напоминавшие ранний рассвет или поздний вечер. Кедры, стоявшие в двадцати метрах от избушки, то проявлялись в молоке, то снова исчезали.
«В такую погоду и пуля не пролетит!» — думал Васька, прикуривая сигаретку. Между тем, полагаясь на свой опыт, он знал — ранний гость до обеда. Ветерок рано или поздно разобьет тучи, дав возможность поохотиться.
Надеясь на лучшее, вот уже пятый день он с упорством и настойчивостью носился по косогорам, открытым местам и безлесым белкам, всевозможными способами стараясь добыть еще одного зверя, так необходимого для дальнейшей жизни в тайге. Отведенные для промысла три дня прошли, и, нарушая свое расписание, Васька все еще надеялся на достижение намеченной цели и не отступал от этого ни на шаг.
В отличие от его подруги, безмятежно и счастливо спящей в зимовье на нарах, мир тайги давно проснулся и ожил. Несмотря на серость начинающегося дня, он разговаривал разноголосьем, шумел, суетился, торопясь использовать редкий дар природы — небывалый, рождающийся раз в пять лет, урожай кедрового ореха.
Нескончаемые перебранки кедровок, шорох беличьих лапок, тоненькое пиканье синичек и поползней, призывный свист и порханье редких рябчиков слышались везде и всюду. Огромная стая дроздов-рябинников с нарастающим и пугающим шумом пролетела над макушками деревьев в южном направлении, испугав обитателей тайги, которые вмиг приумолкли. Как только дроздов не стало слышно, все возобновилось, и заготовка корма в зиму пошла полным ходом!
Ветер стихал, уступая место неподвижному туману, который без помощи своего вечного спутника начал стелиться и просеивать большие плешины видимой тайги, обещая еще один теплый осенний день.
Где-то внизу громко захлопал крыльями глухарь и несколько раз скиркнул, подсказывая округе о появлении какого-то животного, неожиданно оторвавшего его от кормежки.
Васька сразу же насторожился, так как знал, что зря подавать голос древняя птица никогда не будет.
Привязанная Волга тоже обратила внимание на этот шум и, насторожившись, застригла ушами. Цыкнув на нее, Васька взял стоявший неподалеку карабин, быстро, но осторожно потянул за болт затвора.
Пристально вглядываясь в молочную пелену, он пытался хоть как-то рассмотреть границу тайги за поляной, до которой было чуть больше сотни метров. Это ему удавалось с большим трудом: вместо резких очертаний стволов деревьев сквозь мутную вату проступала едва различимая темнота.
Прошла минута, за ней томительно долго потекла вторая — пока все было тихо. Но, судя по настороженному состоянию собаки, неотрывно смотрящей вниз и перебирающей мокрый воздух черным носом, Васька понял, что там что-то происходит. Десятое охотничье чувство предсказывало какое-то движение, постепенно передвигающееся вверх.
Уши уловили негромкий звук — поступь чьих-то ног по влажной земле и редкий треск ломаемых сучьев.
Прислушавшись к происходящему, Васька понял, что нарастающее движение идет наискось от избушки и пройдет как раз по краю вертолетной площадки. Не раздумывая, он стал подкрадываться наперерез идущему в непроглядной мгле молока существу. Он отвлекся на мгновение, повернулся к заскулившей суке, просящейся с ним, нахмурился и показал объемистый кулак. Понятливая собака туг же замолчала и, присев, замерла.
Аккуратно преодолев около пятидесяти метров, Васька остановился посередине поляны и, присев на одно колено, приготовился к стрельбе. Приблизившаяся стена тайги стала видна более отчетливо, и дальше идти не имело смысла, потому что невидимым зверь, подходивший к границе леса, мог его обнаружить.
Еще несколько секунд — и из-за стволов толстых кедров на поляну одна за другой выбежали четыре оленухи, подгоняемые сзади гривастым быком, чуть наклонившим голову с большими ветвистыми рогами. Выскочив на чистое место, все пятеро остановились на некоторое мгновение и, вытянув морды, посмотрели на сидящего Ваську. Широко раздвигая ноздри, они одновременно вынюхивали воздух, ища в нем чужие примеси. Но ветерок относил запах человека, и ничто не предвещало смертельной опасности, а подслеповатые глаза приняли человека за пень.
Удостоверившись в спокойной обстановке, возглавлявший «гарем» самец сердито хоркнул и, подгоняя завоеванных в борьбе самок, махнул короной рогов, приказывая следовать дальше. Но, не успев сделать следующий шаг, вдруг упал на колени, ткнулся носом в землю и повалился на левый бок, по инерции перевернувшись через спину, мелькнув широкими шляпами взлягивающих копыт.
Сухой, негромкий звук выстрела раскатился по поляне и заглох, испугав заметавшихся коров, через какое-то мгновение растворившихся в густом тумане. Но дело было сделано! Довольно приличный союкой лежал у Васькиных ног, в предсмертной агонии дергая ногами. Несколько попыток приподняться и убежать не привели к успеху.
Это была настоящая, хотя и случайная удача! Зверь был добыт. И где? В какой-то сотне метров от избушки, можно сказать, под самым носом, что тут же решило проблему с доставкой мяса.
Огромные, круто загнутые рога симметричными отростками красовались на оленьей голове, посаженной на толстую, необъятную шею. Пустотелая, лоснящаяся шерсть, густо свисавшая с покатых боков, бугристых лопаток и мощных ляжек, говорила о хорошей упитанности зверя, в котором было не менее полутора центнеров веса. Десять отростков на каждом роге выдавали активного в брачный период бойца, прожившего долгую жизнь, не единожды участвовавшего в пополнении оленьего стада.
Подкуривая многозначительную в этот миг сигаретку, Васька с улыбкой наблюдал за беснующейся в охотничьем азарте Волгой, восседавшей на поверженном звере, как на троне.
Напряженно и молчаливо наблюдая за происходившим, собака только и ждала выстрела хозяина. Увидев упавшего быка, сука дернулась изо всех сил, лопнувший ошейник дал волю, и резвая соболятница в десяток прыжков очутилась рядом. Гнев вылился в яростный лай, огласивший и перепугавший окрестные сопки. Хватая животное за легко рвущуюся шерсть, Волга выплескивала охватившую собачью душу ярость охотничьего азарта. Захлебываясь от наполнивших пасть волос, сука закашлялась от нехватки воздуха, чем вызвала веселый смех хозяина. Расценив эту реакцию как сопротивление, она переметнулась к голове и, кусая неподвижного оленя за раскровавленный нос, заблажила еще сильнее, своим ревом поднимая из могил усопшие души.
В отличие от мертвых из избушки выскочила наспех одетая босоногая Ольга и полусонными, ничего не понимающими глазами уставилась в их сторону. Увидев Ваську, собаку и что-то светло-серое, она тут же заспешила к ним.
— Что случилось? — закричала еще издали.
— Ничего, все нормально. Просто оленя добыл!
— Чего-чего?! Так рано? — не веря своим глазам, воскликнула она.
— Кто рано встает — тому Бог подает! — выдал Васька народную мудрость. — Неси нож — будем свежевать!
Оля досадовала и на себя, и на весь белый свет за то, что все прошло без нее: «Засоня! Тетеря! Квашня! Сплю до обеда! Вася, наверное, недоволен, хотя и не подает виду! Так можно проспать все на свете!..»
