— Но там же кочки, бугры и ямы — самолет не сядет! — старался охладить «пилота» Андрей.
— А мы девок с лопатами да кирками отправим. Они за день площадку разровняют!
Андрей не стал больше переубеждать «бывалого воздухоплавателя», так как знал, что в часы воодушевления Леху переубедить практически невозможно. Он взялся за нож и принялся резать черемшу.
Леха, оставшись наедине с собственными мыслями, с головой утонул в светлом будущем, опять представил себя за штурвалом аэроплана и несуразно зашевелил губами:
— Чих-чих-чих! Тах-тах-тах! Ты-ты-ты-ту-ту-тууу-ууу-трррррр...
«Опять полет!» — подумал Андрей и посмотрел на девчат: слышат или нет? На первый взгляд показалось, что никто не слышал «тарахтения мотора». Стараясь оградить друга от девичьих издевок, он поспешил остановить Алексея:
— Леха! Иди от девчат черемшу подтаскивай. Им легче будет, да и делу помощь. Быстрее лошадей завьючим!
— Вот еще! Баба не лошадь. От работы не помрет. Надо — сами принесут!
Сказал тихо, вполголоса, для Андрея. Но девчата услышали. Тут же со всех концов поляны началась словесная атака:
— Летчик-налетчик! Ты с коня падаешь, а еще в самолет просишься!
— Таких сопливых, как ты, в летчики не берут!
— Штаны сшей запасные, а потом в летчики просись!
Бедный Леха, не зная, что ответить, сердито засопел, обиделся на весь белый свет и перед тем, как замолчать до конца дня, грозно выдохнул:
— Все девки — дуры!
Андрей больше не приставал к Лехе. Пусть лежит, помог бы завьючить лошадей да сопроводить груз в поселок. Поднимать тяжести — единственное, что он делал с некоторым удовольствием.
Недостаток умственного развития Леха с большим преимуществом восполнял силой, которой у него было более чем достаточно. В поселке все старатели-золотари наслышаны о его шутках. Он мог без особых усилий закинуть кузнечную наковальню на крышу кузницы, на спор завалить на лопатки годовалого быка или тащить по ухабистой дороге конскую телегу с десятью «пассажирами» на ней. Случай, связанный с бабкой Егорихой, конечно же помнят все.
От сварливой бабуси, за хромоту в простонародье окрещенной Дыб-нога, парню не было прохода. Завидев его, она верещала зайцем:
— Посмотрите на него — это идет настоящий лодырь! Трутень, увалень, лоботряс...
Леха терпел, понимая, что бабуся еще в прошлом веке «упала в колодец».
— Стар что млад. В поле ветер — в мозгах дым! — говорил он, избегая контактных отношений с Дыб-ногой, приветливо улыбался и проходил мимо.
Старуха долго плевалась вслед и кричала еще невесть что.
Так продолжалось долго, пока Егориха наконец не попалась Лехе под плохое настроение. Описываемые события происходили рано утром, когда парень спешил на работу. Может быть, он не выспался или не поел — история умалчивает — и на досаждающий крик старухи отреагировал молниеносно.
Схватив Дыб-ногу за шиворот, Леха подтащил опешившую старуху к стене ее дома, приподнял плечом три последних венца бревенчатого сруба и, просунув в образовавшуюся щель седую косу Егорихи, опустил стенудомика в нормальное положение.
Так как все мужики старательского поселка были уже на прииске, то на отчаянный призывный вопль «привязанной» бабки сбежались лишь дети, женщины и старики. Вполне понятно, что высвободить Егориху из заточения они не могли, хотя использовали все средства. Видя, что усилия по освобождению бабки из плена не имеют успеха, страдающий с похмелья дед Никита, в прошлом охотник, за бутылку пообещал дать деловой совет. Дыб-нога согласилась на сделку. Недолго думая, старожил схватил стоящий под рукой топор и с легким кряком отрубил Егорихе косу у самого затылка. Отчаянный вопль негодующей бабки долго витал над прииском.
Отношение к Лехе у бабуси переменилось до неузнаваемости. При встречах Дыб-нога приветливо улыбалась, здоровалась и осведомлялась о драгоценном здоровье парня. Леха не гордился своей проделкой, с Егорихой всегда здоровался и радовался удачному окончанию натянутых отношений, так как не видел за своей спиной злого взгляда бабки, которая на недосягаемом для его ушей расстоянии страдальчески шипела:
— У-у-у! Мерин необъезженный!
Лихо орудуя острым ножом, Андрей искоса наблюдал за Машей. Девушка рвала черемшу неподалеку, в каких-то двадцати метрах, и конечно же чувствовала на себе его взгляды.
Маша весело переговаривалась с подругами и, не обращая внимания на хмурую Татьяну, быстро набирала пучок за пучком, накладывая черемшу горкой. Она знала: чем быстрее наберется посильная охапка, тем раньше она подойдет к Андрею. Это означало, что еще раз он улыбнется ей, еще раз метнется искра из прищуренных глаз и еще раз его рука осторожно коснется ее руки.
Она собрала такую большую охапку, что не видела землю. Андрей вскочил, поспешил навстречу и хотел принять черемшу из руте в руки. Ладонь правой руки скользнула под стебли и совершенно случайно зацепила край приподнятой кофточки. Сам того не ожидая, Андрей почувствовал изогнувшуюся от неожиданного прикосновения гибкую талию Маши, нежный лоск кожи и девичью грудь. Он ощутил напряжение замершего тела, пожар метнувшейся к сердцу крови. Инстинктивно защищаясь, Маша прижала к себе охапку черемши, под которой находилась рука Андрея.
Лицо в лицо. Глаза в глаза. Дыхание в дыхание. Остановился мир, замерли движения, исчезли звуки...
Это продолжалось не более двух секунд, но Маше показалось, что их близость длится целую вечность, что окружающие девчата все видят и внимательно наблюдают за происходящим. Опомнившись, девушка отшатнулась от Андрея, и черемша посыпалась на землю.
Но девчата были заняты работой и даже не подняли головы. Леха мирно дремал под кедром. И лишь Татьяна, одна из всех, краем глаза наблюдала за Машей и Андреем.
О! Если бы кто видел, в каком бешенстве сузились глаза ревнивицы, как потемнело ее лицо! Что пришло ей в голову, когда именно в этот момент, как будто на беда, к ней подошла Наташка и без всяких умыслов, каверз и хитростей заговорила о чем-то? Что происходило в злой и мстительной душе Татьяны?
Быстро, резко и сильно замахнувшись, Татьяна ударила Наташку толстенной черемшой по щеке. Звонкий щелчок и хруст разлетевшегося на несколько частей сочного стебля, как удар хлыста, разнесся по всей поляне. Наташка завизжала от боли и, схватившись ладошкой за щеку, бросилась под спасительное крыло сестры.
— Ты что, совсем рехнулась, на ребенка руку поднимаешь? — сурово пробасил Андрей, вместе с Машей успокаивая захлебывающуюся слезами Наташку.
— Посмотрите, какие нежности! Да я ее легонечко, чуть-чуть, а она уже и разревелась! — протянула Татьяна.
Андрей мягко отстранил Наташину ладошку, и все увидели протянувшийся от левого уха до подбородка рубец, на глазах превращающийся из красной полоски в сливовую борозду.
