Разложил под собой спальник, рядом свернул одеяло. Перед собой выставил котомку, на нее — карабин. Попробовал прицелиться, покрутился из стороны в сторону, глядя в целик. Удобно. Если подъедет вон к той елке, можно стрелять, до нее не больше сорока метров.
Рядом привязал к камню Елку, предупредил:
— Лежать! Будем караулить.
Та послушно присела на задние лапы, недовольно посматривая по сторонам: зачем мы здесь? Но противиться не могла.
Притихли.
Длинный, летний вечер намочил росой траву. Янису это на руку, влага убьет запахи следов. Свежий ветер тянет от речки. Это тоже хорошо, лишь бы не вниз по Безымянке. Еще лучше, если бы его течение наплывало в лицо.
Караулили долго, до тех пор, пока черная ночь не раскинула свою мантию над тайгой. Хозяин, накрывшись одеялом от прохлады, наносимой с реки. Собака, свернувшись клубочком на плетеной стенке. Но все бесполезно. В этот вечер к ним так никто и не пришел.
Раним утром, когда еще не взошло солнце, случилось непредвиденное. На другом берегу разом, резко хрястнул сучок. За ним другой, и тут же, как гром с небес, в воду упала лохматая туша. Медведь. Елка вскочила на лапы, собралась залаять, но Янис прижал ее к себе, зажал рукой пасть. Извиваясь и дергаясь, лайка пыталась вырваться, подать голос на хищника, но охотник был сильнее.
Между тем, никого и ничего не боясь в своем доме, хозяин тайги дважды окунулся с головой в воду, искупался, вылез на берег и, неторопливо шагнув к той ели, завалился набок. Приняв водные процедуры, решил отдохнуть. До него было не так далеко. Вытянувшись во всю длину своего внушительного роста, он казался обгоревшей колодиной. Если бы Янис не видел, как тот лег перед ним, его можно было таким представить.
Зверь не чувствовал посторонних. Это был хороший знак, значит, и лошади тоже не сразу предупредят своего хозяина. Плохо было то, что Елка в объятиях Яниса не могла лежать спокойно, возилась, как пойманная мышь, и медведь услышал ее движения.
Резко подняв голову, выставив уши, шлепая губами топтыга пытался понять, откуда раздается возня. Потом встал, уставился на скалу, сильно втягивал поросячьим носом воздух и, вдруг хватив запах человека, резко сорвался в спасительную чащу. Три прыжка, и он исчез в густых зарослях пихтача. Через некоторое время из тайги послышался его утробный рев, треск сучьев, а затем все стихло. Недоволен косолапый, что вот так оконфузился.
После этого в округе ничего занимательного, что могло привлечь их внимание, не произошло. Жизнь в лесу кипела! Старательная мухоловка то и дело таскала в свое гнездо комаров и личинок, выкармливая своих птенцов. Над речкой порхали непоседы кулички. Нервно подергивая хвостом, сидя на коряге, пикала желтая трясогузка. Над вершинами кедров, повторяя круги, высматривал рыбу зоркий орлан. После обеда далеко внизу, на краю поляны, мелькнули три серых пятна: через реку перешли северные олени и, не задерживаясь на открытом месте, скрылись в густом ернике.
Нет хуже — ждать и догонять. Янис отлежал себе все бока, просмотрел глаза, занемог от ожидания. Елка и того хуже. Привычная к постоянному движению лайка крутилась на привязи, не находя себе места. Вода в котелке, что парень набрал перед тем, как лечь в засаду, давно кончилась. Их мучила жажда. Речка, протекавшая рядом, только усиливала желание. У Яниса все пересохло во рту, ему казалось, что он может выпить всю Безымянку до дна. Елка, с пересохшим горлом жалобно скулила: отпусти меня, хозяин! Но тот оставался непреклонен. Периодически одергивая собаку, настойчиво уверял:
— Тихо! Подожди немного. Наступит ночь, спустимся, напьемся.
До сумерек оставалось много времени. Теплое летнее солнце, перед тем как завалиться за гору, прилегло в гамак из еловых веток. Восточные стороны хребтов и перевалов спрятались в тень. Западные еще были окрашены в желтовато-зеленый, нейтральный цвет. Чистое, без единой проседи облаков, небо предвещало завтра хороший день. Воздух наполнился благодатной свежестью и прохладой. Дышать и ждать стало легче.
Занемевшая от бездействия, Елка резко подняла голову, напрягая зрение и чутье уставилась в сторону излучины реки. Задрожала, собиралась заскулить. Янис приложил палец к губам, давая понять: только тихо! Сам осторожно приложил приклад карабина к плечу.
В конце поляны — движение. В их сторону идет какое-то животное. Издалека не видно, кто это: сохатый или лошадь. С более близкого расстояния выснилось, что идет конь, на спине которого сидит человек.
По телу Яниса потекла томительная волна. Руки ослабли. Голову обнесло хмелем. После этого бросило в дрожь. Ладони взмокли, пальцы стянуло судорогой, в глазах поплыли размывы. Нет сил прицелиться и выстрелить.
Подобное состояние было вызвано нервным перенапряжением от ожидания, к тому же он никогда не стрелял в человека. Убийство Клима-горы произошло неосознанно. Здесь же, когда дело дошло до выстрела, вдруг понял, что не может нажать на курок. Это был человек, и этим все сказано.
Конь все ближе. Вон уже видны кольца на уздечке, спокойные глаза, борода на лице всадника. Стараясь сосредоточиться, парень прицеливался. Не получается, мушка прыгает из стороны в сторону, ствол гуляет между деревьями. Елка в стороне вот-вот залает, выдаст его. Собрав последнюю волю, положил палец на спусковой крючок. Как только покажется из-за дерева, надо стрелять. Куда? В грудь.
Из-за ели показалась голова монголки. Ветки бьют всадника по лицу со всей силы. Тот даже не отворачивается. Яниса что-то насторожило в его позе. В самый последний момент убрал палец с крючка, не выстрелил. Поднял голову, стараясь понять, что тут странного.
Всадник сидит как-то неестественно, завалившись набок. Ружья нет, лошадь идет одна. Где вторая монголка? Да и где сам человек? Вместо него — привязанный к спине мешок. Привязанные к уздечке — рукава куртки. На рисованном лице прилеплена еловая борода, вместо ног болтаются пустые штанины.
— Вот те тетка, блин, на Рождество! — растерянно, едва слышно выдохнул он. — Чуть не выстрелил… А где?.. — и осекся на полуслове.
Сзади, вдалеке, показалась вторая, вороная лошадь. Теперь с настоящим всадником в седле.
Передовой конь, не почувствовав их, неторопливо проследовал вдоль ручья мимо. Янис бросил косой взгляд на муляж: предусмотрительный! Боится подъехать под пулю, чует за собой грешки. И безотрывно наблюдал за приближавшимся убийцей.
Да, это был он. Тот мужик, приезжавший к ним в гости, убивший Юриса. Та же осанка, слегка опущенная к земле голова, заросшее бородой лицо, космы на голове. Готовый к стрельбе на коленях карабин.
Его поведение вызвало у Яниса негодование. Какой хитрый! Пустил вперед коня, сам едет сзади. Если кто-то впереди выстрелит или конь даст знать, у него хватит времени скрыться в тайге. Возмущение охладило кровь. Разом успокоился. Неизвестно куда пропали дрожь и слабость в руках, в глазах появилась четкость, движения стали твердыми и уверенными.
Палец на курке. Взгляд совместил планку с мушкой, ствол смотрит чуть в сторону от елки. Там незнакомец должен проехать. Как только выйдет из-за веток, надо стрелять.
