К староверческой деревне подкрался в сумерках. Зашел с огородов Катиной усадьбы, долго ждал. Убедившись в безопасности, повесил в условленном месте красную тряпочку. Вернулся на покосы, ожидая девушку, в стороне устроил временный стан. Костер жег по ночам, чтобы не было видно огня и дыма. С раннего утра до позднего вечера лежал под елью у дороги, ждал, когда появится девушка. За все время по тропе дважды прошли две незнакомые женщины, собирали грибы. Утром второго дня на коне проехал Дмитрий. Проверил сено в стогах, убедился, что все в порядке, вернулся в деревню. На четвертую ночь Янис опять прокрался за усадьбу. Тряпочка висела там же, никем не тронутая. Вернулся назад, ждал еще сутки. Наутро шестого дня понял, что никто не придет. Пора возвращаться, дома оставалось хозяйство без присмотра.
Пришел на зимовье подавленный, угрюмый, полный тоски от растворившихся надежд. Не понимал, почему не состоялось свидание. Теперь был твердо уверен, что Катю больше не увидит никогда.
Несколько суток без движения лежал на нарах. Поднимался в редких случаях для того, чтобы выйти во двор. Есть и что-то делать не хотелось. Возникла страшная мысль — застрелиться. Пошел за зимовье, нашел под стрехой револьвер, зарядил один патрон, сел на чурку, намереваясь сделать роковой выстрел. Долго смотрел куда-то сквозь деревья. Потом вдруг услышал, как летают пчелки. Подумал: как они останутся без него? Стало жалко маленьких тружениц, продолжавших работать, несмотря ни на что. Встал, засунул револьвер в карман, подошел к ульям. Долго смотрел, как те снуют в летку и обратно. Понял, что им не легче, чем ему, но они не плачут. Почему тогда он должен лишить себя жизни? Как бы ни было, надо жить! Не он давал себе жизнь, не ему ее лишать. Возможно, завтра, через день, неделю, на будущий год все изменится в лучшую сторону. И эта надежда уберегла Яниса от страшного намерения.
С первыми зазимками пришла настоящая осень, за ней зима. Обычные для этого края снег, морозы не баловали: приходилось чистить дорожку к ручейку, топить печь несколько раз в сутки, готовить дрова и охотиться. Промысел оставался главным ремеслом в его жизни. Охотник старался добыть как можно больше пушнины, чтобы летом было с чем идти к староверам.
Весна была ранняя. Снег сошел быстро, освободив землю для травы. Вместе с ней позеленели листочками рябинки, березки, напитались смольем хвойные деревья. Вешняя вода прогнала лед, очистила русла рек. Благоухающая тайга открыла для прохода тропы. Раньше обычно Янис вскопал землю, посадил картошку, зерновые культуры, вытащил из мшаника пчел. Торопился и радовался: скоро Троицкая неделя, после нее надо идти на встречу с Дмитрием и Андреем. Считал дни, в нетерпении пересматривал пушнину. Сезон прошел недаром: добыл пять соболей, десять норок, три выдры, около двухсот белок. Есть что показать старообрядцам.
Наконец наступил положенный срок. Собравшись в дорогу, который раз внимательно осмотрел хозяйство, развел вокруг дымокуры, чтобы не дай Бог, в его отсутствие не пришел медведь. Рассчитывал вернуться через три-четыре дня.
К знакомому месту он подходил быстрым шагом, почти бежал. Вдруг его ждут? И каково было разочарование, а затем и недоумение, когда не обнаружил следы присутствия людей. Нет, они были: размытое дождями кострище, вешала для просушки сетей под деревьями, вертикально поставленные под елями сухие сутунки для костра. Не веря своим глазам, метался по берегу, надеясь найти хоть какую-то мелочь: свежую щепку, след на песке. Ответом была замытая вешней водой коса, где не ступала нога человека, да старые пеньки. В этом году Дмитрия и Андрея здесь не было.
Теряясь в догадках, стал ждать. Надеялся, что вот-вот на противоположном берегу раздвинутся тальниковые заросли, из них выплывет знакомая долбленка. Жил на переправе долго: день, другой, третий. Жег большой костер, варил уху: придут голодные, будет чем накормить, хотя понимал, что из его котелка есть не будут.
На третий день к вечеру решился переплыть на другой берег. Думал, что братья рыбачили, но не приплывали сюда, стараясь не выдавать себя. Срубил сухую пихту, связал плот. Благополучно перебравшись, пошел вдоль берега. В дальнем углу тихой курьи нашел спрессованную снегом долбленку. Осенью после рыбалки Дмитрий и Андрей вытащили лодку из воды, уложили на лежки, перевернули, но весной не откопали. Тяжелая, сырая масса плотного снега раздавила посудину в лепешку, как скорлупу кедрового ореха. Неподалеку под елью в сухом месте висела сеть для режевания. Внимательно присмотревшись, понял, что в этом году ее не использовали для рыбалки.
Находка озадачила и насторожила. Неприятное предчувствие закралось в душу: не сомневался, что со староверами что-то случилось. Не раздумывая, несмотря на поздний час и запрет, пошел в деревню.
Сразу от берега начиналась хорошая конная тропа. По ней братья возили на лошадях рыбу. Сейчас ее замыло водой, не было свежих отпечатков копыт. Кое-где через нее лежали поваленные деревья. Все указывало на то, что здесь никто не ходил с прошлого года. Несмотря на ночь, тропа привела Яниса к знакомым покосам.
Сюда он приходил осенью, ждал Катю. После его ухода тут немногое изменилось, разве что зимой старообрядцы вывезли сено. Чистая, без кочек, камней и корней площадь радовала густой, едва не по пояс, травой. Через пару недель можно начинать косить.
Не задерживаясь, пошел знакомой дорожкой, вскоре вышел на околицу. Остановился перед поскотиной, раздумывая, идти дальше или подождать. Ранний рассвет растворил ночную мглу, но не прогнал сгустившийся над деревней туман. Идти к старообрядцам небезопасно: не ждут, могут натравить собак или, еще хуже, в «молоке» пальнут из ружья. Решил оставаться на месте, пока не уйдет темнота, а там будет видно.
Отошел на небольшое расстояние в сторону, устроился на пригорке. Отсюда, с некоторой возвышенности, должно быть хорошо видно дом Кати. С затаенным дыханием подумал, что сегодня увидит девушку хоть издалека. В ожидании несколько раз принюхивался, чувствуя стойкий запах гари. Слушая тишину, удивлялся, почему не лают собаки, обычно в эту пору они должны подавать голос. К тому же не поет петух и не мычат коровы. Все это казалось странным.
Наконец-то из-за покатой горы выглянуло солнышко, постепенно растворило разлившуюся пелену. Сначала Янис не поверил своим глазам. Вместо привычных домов и хозяйственных строений — размытые черные пятна. Проявляясь, они представили страшную картину пожарища.
Бросился к дому Кати, подбежал, остановился рядом. На его месте — останки обуглившихся бревен. Все, что раньше было крепкой усадьбой, сожжено дотла: дом, летняя кухня, стайки, пригоны, дровенники, сеновалы, погреба. Вместе с ними — сельскохозяйственные орудия труда. Он видел обгоревшую сенокосилку, плуг, веялку, молотилку. В золе валялись искореженные огнем металлические предметы, служившие хозяевам в быту и работе: чугунки, прихватники, котелки, топоры, косы. Создавалось впечатление, что застигнутые пожаром хозяева не могли в суматохе спасти свое добро.
Янис посмотрел вдоль улицы. Соседские дома и постройки также были преданы огню. Вся деревня, семь домов, выжжены дотла. Как будто страшный пал, подхваченный сильным дуновением ветра, в одночасье слизнул все, что строилось долгими годами. Еще в прошлом году, рассматривая далеко расположенные друг от друга дома, Янис сделал вывод, что все у староверов построено добротно, никакой ураган не мог перекинуть пламя с одной крыши на другую. Получалось, что деревня была выжжена специально. Но кем и зачем? На этот вопрос дать ответа он не мог. Сначала предположил, что старообрядцы, скрываясь от гонений, сами сожгли свои усадьбы, ушли в тайгу еще дальше. Тотчас отмел эту мысль: они бы не бросили сеялки, веялки и топоры. Для жизни в природе любая железка имеет особую ценность. Даже консервная банка из-под тушенки, ржавый гвоздь идут в дело.
