Капитан Пономарёв с удовлетворённостью – «Мои солдаты – что надо!» – наблюдал за своими подопечными, хотя внешне – угрюмясь и бася, подгонял их, легонько подпинывал даже. Они, застёгиваясь, опоясываясь ремнями на ходу, летяще заскакивали в ружейную комнату, хватали каждый свой автомат, противогаз и подсумок с магазинами и вымахивали на улицу, уже в беге крепя ремень с подсумком и штык-ножом. «Так, так!..» – мерно, но и торжественно постукивало в груди ротного. Он в суровой степенности вышел из казармы, когда последний солдат покинул её. Спереди, сзади, с боков слушал, как, быть может, музыку, тяжёлое дыхание, сап. Солдаты, звякая амуницией и автоматом, не особо разбирая дороги, по хлюпающей грязи мчались в автопарк, забрызгивали себя и друг друга. «Во-о-о, аж летят соколята мои!»
Пока механиками и водителями отлаживались работающие двигатели автомобилей, капитан Пономарёв позволил себе – правда, за кустами, чтобы никто особо не видел, – снять фуражку, расстегнуть верхний крючок на кителе. Он ладонью смахнул с лица и шеи испарину: хотя и не бегал, как солдаты, однако тоже – «испереживался весь, аж упарился».
– Готовы к построению в колонну? – незаметно подошёл к нему со спины комбат.
– Так точно, товарищ подполковник! – подскочил и вытянулся ротный, косо нахлобучивая фуражку, однако тут же поправляя её.
– Вольно, вольно, Иваныч! Что уж ты сигаешь, как молоденький?.. Рота опережает нормативы на восемнадцать минут. Блестяще! Строй радиостанции в колонну и – вперёд, на полигон!
– Есть!
«Сто лет назад хвалил меня. Стало быть, чего-то теперь стою». – Капитан Пономарёв был истинно счастлив.
– Выезжай, выезжай, не тянись! – торопил он водителей, повелительно указывая вытянутой рукой направление движения, хотя всем оно было известно до последнего извивчика и бугорка.
Чинно выслушал доклады командиров взводов о готовности экипажей покинуть технический парк; минутку-две, усмешливо хмурясь, со своим офицерами понаблюдал за бестолковой суматохой на соседних стоянках, на которых ещё и половину автомобилей не завели.
– Ком-ман-дир-чи-ки! – пожевал он губами, словно бы собирался сплюнуть. – А если бы война? – Гаркнул: – Стройся, рота, в колонну! Трогаемся! Хватит нежиться!
Хотя и объёмный, тучноватый он был человек, но в свою командирскую машину запрыгнул этаким молодцеватым взлётом. Моторы следом могуче взревели, и колонна медленно, словно неповоротливое огромное животное, потянулась к шоссе, не спеша, но уверенно разгоняясь. Через три-четыре минуты автомобили уже мчались, давя тьму светом фар. Ротный чувствовал себя окрылённо, словно бы не ехал, а летел.
В месте дислокации его солдаты проворно и слаженно развернули станции, установили антенны, протянули телефонные кабели к командному пункту, запустили дизельные электростанции, включили для прогрева аппаратуру связи. «Вот это рота! Вот это мы!» – уже звенела колокольцами торжества простая капитанская душа.
По рации капитану сообщили – в его роту, как лучшую в полку, отряжён генерал из штаба армии. «Мать честная: аж из штаба армии!» – обеспокоился и даже чуточку побледнел ротный. Забежал в офицерский бункер.
– Товарищи офицеры! – взвился с лавки один из взводных лейтенантов, молоденький, весь тоненький, очарованно влюблённый в военную службу с её командами, формой, строем, со всем тем, что можно назвать «настоящее мужское дело».
– Вольно, вольно, – отмахнулся капитан и тяжко сел своим обширным туловищем на лавку, да так, что затрещала доска. Офицеры усмехнулись в сторону. Но своего ротного они любили, однако любили другой раз и посмеяться над ним заглазно в своём кругу: строгий он, конечно, строгий, дело знает, да не без чудинки человек.
– Товарищи офицеры, к нам направляется генерал Кравцов, – заледенелым голосом сообщил капитан Пономарёв и пристально оглядел всех офицеров: ка́к на них подействовало столь важное известие?
– А мы уже знаем, товарищ капитан! – не умея скрыть восторженности, отозвался этот юный лейтенантик и предложил ротному стакан горячего чая. – И – готовы к встрече, – задорно присовокупил он и вроде как даже подмигнул ротному, мол, знай наших.
– Го-то-вы?! Какая самонадеянность! – вскочил ротный; следом грохнулась на пол лавка. Офицеры на этот раз не усмехнулись. – Вы, голубчики, я вижу, ни разу не встречали генералов, а я уже бит ими и знаю, почём фунт лиха.
– Да успокойтесь вы, товарищ капитан, – взмолились другие офицеры. – Все станции развёрнуты, готовятся к работе. Покормим солдат и начнём устанавливать связь…
– А ну, пойдёмте-кась глянем, – низко натянул фуражку ротный и – стремглав из бункера.
Подбежал к станциям, крикнул подходившим неспешно офицерам:
– Вы посмотрите-ка на этих самоуверенных молодцов: они говорят – мы готовы и генерал-де ни к чему не прикопается. А вон что? – мотнул он головой на оцарапанный бок автомобиля и на погнутое крыло. – А вот? – Он с великим усилием – мешал живот – присел на корточки и стал тыкать пальцем в грязные колёса и забрызганное глиной днище. – Вы, вижу, грязью заросли по уши, голубчики, а говорите, готовы. Где же вы, такие-сякие, готовы?
Офицеры напряжённо и, похоже, обречённо молчали. Один лишь тот же лейтенантик не стерпел: зардевшись ещё по-детски припухлыми розовыми щёками, возразил с оглядкой на офицеров:
– Но позвольте, товарищ капитан: ведь дождь, повсюду лужи, грязь, дороги – сплошное месиво, а мы не по воздуху летаем… кажется.
«Ух, мальчишка, ух, зяблик ещё мне выискался!.. Ему, видите ли, кажется!..» – через силу сдерживался ротный, чтобы не ожечь лейтенанта крепким словцом.
– Генералу нет дела до слякоти и дождя, – процеженно выговорил ротный. – Запомни, товарищ лейтенант: в армии всё – всё, именно всё! – должно быть перпендикулярным, параллельным и сверкать, как пасхальное яичко. Ясно?
Лейтенант, не встретив сочувствия в глазах офицеров, потупился.
– Ваши старшие товарищи понимают эти непреложные истины армейской жизни и потому помалкивают благоразумно… Итак, товарищи офицеры: возле машин не должно быть ни одного крупного комка, ни одной травинки-соринки. Убрать, подмести, выскрести!.. Вылизать, в конце концов! – вскликнул ротный, приподнявшись зачем-то на цыпочки. – Уложить аккуратно, – подопнул он телефонные кабели, которые змеились от станций к командному пункту. – Царапины на всех автомобилях должны быть закрашены, погнутости – выровнены…
Лейтенантик хотя и крепился, однако снова не сумел сдержаться:
– Товарищ капитан, я не понимаю, зачем устраивать всю эту показуху? Наконец-то, живём в новой России, а не в тоталитарном государстве, как раньше.
Капитан Пономарёв тягостно вздохнул, подумал: «Не отбить бы у паренька охотку к службе. Офицер из него должен получиться что надо». Он дружески потрепал за худое мальчишечье плечо своего насупившегося взводного:
– Знаю, братишка, что показуха, да как быть-то? Понимаю, что служим мы новой России, а не старой. Да вот уразумей ты, дорогой юноша, такой расклад: прикатит наш доблестный генерал, увидит беспорядки, и начнут нас потом всюду-повсюду склонять: «Капитан такой-сякой, а его взводный лейтенант такой-растакой. Оба растяпы-головотяпы». Год или два будут мурыжить, допекать. Поверь мне, лейтенант, я попадал в таку-у-ущие закавыки, и в старой, и в новой России, что ого-го! – Он сосредоточенно и строго помолчал и отчего-то снова обратился к лейтенанту на «вы»: – Знаете, не хочу, чтобы вы надолго остались в должности взводного: вижу и радуюсь, что вы любите военную профессию, в делах разумеете, вам надо расти, продвигаться, «звёздочки» зарабатывать. А какой-нибудь штабной генералишка вам вдруг всю обедню испортит. Ну, не сердитесь же! Добра вам желаю всем, товарищи офицеры, поверьте.
