– Я знаю, – остановил я её научный пыл. – А у вас с этим как?
– С чем? – не поняла девушка, остановившись и недоумённо глядя на меня.
– У вас, случайно, не голубая кровь?
– Если чисто физиологически – нет, – по-деловому, как на научном семинаре, продолжая стоять, ответила девушка, глядя на меня чуть сверху. – Она у меня такая же, как у всех людей – красная. И я, кстати, ужасно боюсь вида крови. А если рыться в дебрях генеологии, то я, честно говоря, не знаю. Отец у меня капитан подводной лодки, а мама домохозяйка…
– Давайте уж тогда познакомимся, – не дал я дальше растечься ей мыслью по древу. – А то вы мне уже почти всю свою биографию изложили, а я даже не знаю, как вас зовут.
– Меня зовут Наташа… Любарская, – после секундной паузы добавила она и протянула мне руку.
– Игорь Ветров, – задержав её руку в своей, представился я. – Как я уже сказал, аспирант нашего общего шефа. Так что, надеюсь, будем работать вместе. Тем более что я тоже занимаюсь гаммарусами. Их дыхательной функцией, то есть интенсивностью обмена. Правда, мой основной объект изучения Байкальские рачки. А здесь я буду сравнивать интенсивность их обмена с морскими амфиподами. – Мне так хотелось выложить ей все свои козыри. И так не хотелось выпускать её руку, уютно устроившуюся в моей, словно она о ней забыла.
– Интересно, – как-то рассеянно, проговорила девушка, медленно высвобождая ладонь. – Ну что ж, пойдёмте, пожалуй, – добавила она, и мы продолжили подниматься вверх, на скалистую серую часть горы, уже без мостков, на которой над морем располагался лабораторный корпус.
Меня подмывало желание спросить её, не от юного ли вздыхателя пришло ей письмо? Но я понимал, что это будет выглядеть бестактно, и сдержался.
– Вот, от мамы письмо получила, – словно прочитав мои мысли, проговорила Наташа. – Отец у нас в походе на полгода. Она дома одна. И обо мне, конечно, беспокоится. Наверное, думает, что на Белом море только белые медведи живут и что холода тут, как в Сибири. Я ведь первый раз так далеко от дома забралась. Раньше дальше Светлогорска нигде не бывала. Мы всегда, когда отец из похода возвращается, ездим туда отдыхать, в любое время года. Там у подводников чудесный санаторий! Ну, вот мы и пришли, – совсем не запыхавшись, хотя мы всё это время поднимались, сказала Наташа. – Вам, в первую дверь налево, а мне на второй этаж.
– До встречи, – сказал я, – и почувствовал, что в данном случае очень бы хотел, чтобы это было не финалом, а началом чего-то. Ну, хотя бы дружбы. Насколько возможна дружба между мужчиной и женщиной.
Шеф встретил меня радушно и даже, можно сказать, радостно!
– Ну, наконец-то ты приехал. Руки, руки нужны. Работы невпроворот, – положив мне руку на плечо, проговорил он после крепкого рукопожатия.
Объяснив, в каком коттедже я буду жить, он изъявил желание самолично показать мне гордость биостанции – лабораторный корпус, окончательно достроенный и оснащённый в прошлом году.
– У нас тут такие приборы, – поднимаясь по крутой лестнице на второй этаж, с восторгом вещал мой руководитель, – каких и в Ленинграде не во всяком институте встретишь! Даже пламенный фотометр есть! Тебе его, кстати, надо освоить. Не всё же допотопным методом Винклера пользоваться.
– Насколько мне известно, многие научные приборы градуируются именно этим самым допотопным методом, – немного остудил я его авангардистский пыл. – К тому же, для контроля, я думаю, можно проводить измерения и тем, и другим способом. Точность результатов тогда будет выше.
– Точно, – согласился шеф, впрочем, почти не слушающий меня и витающий, судя по всему, где-то в своих эйфориях.
Открыв первую же дверь на втором этаже, он пропустил меня вперёд, в довольно просторную, с чудесным видом на море, комнату, где за одним из лабораторных столов разбирала какие-то склянки Наташа.
– Вот, знакомьтесь, Наталья Алексеевна, – мажорно обратился Владислав Вильгельмович к девушке, – мой аспирант, из Иркутска, Игорь Владимирович Ветров. А это, – указал он на поднявшуюся из-за стола Наташу, – студентка Калининградского университета Наталья Любарская. Очень толковая девушка (эти слова предназначались уже мне), с большими перспективами. Надеюсь, что и дипломную работу, – повернулся он вновь к Наталье, – она у нас на биостанции делать будет, – не то спросил, не то подтвердил уже решённое наш общий шеф. – Прошу любить и жаловать, – закончил он свой торжественный монолог.
– Уже, – улыбнувшись, как и Наташа, ответил я.
– Что уже? – не понял шеф.
– Уже, не менее получаса, люблю и жалую, – ответил я полушутливо.
– Мы знакомы, – отчего-то смутившись, добавила Наташа.
– Когда это вы успели?! – изумился патрон. – Катер полчаса как пришёл.
– По дороге в лабораторный корпус, – пояснил я.
– Вот те на! – снова изумился он. – Я то думал, что самое ценное сам покажу. А то, глядишь, и сосватаю двух очаровательных молодых людей? А они уже знакомы! Быстро это всё сейчас у молодых происходит, – вдруг весело, тоненьким голосом, хохотнул шеф.
– Вы только, Наташенька, не всем его словам верьте, – продолжил он дурашливо. – На самом деле он многоженец и отец семерых детей! – вновь весело рассмеялся шеф своей шутке.
А я заметил, как Наташа густо покраснела.
– Ну ладно, Игорь, иди обустраивайся, – видимо, передумав водить меня дальше по лабораториям, сообщил шеф, снова погрузившийся в какие-то свои мысли. – С часа до двух – обед. Столовую, надеюсь, найдёшь. А после обеда сразу и приходи. Обсудим твою научную программу. У меня тут кое-какие интересные мыслишки появились! Может быть, часть опытов по сопредельной тематике будете ставить вместе с Натальей Алексеевной. Ей, в итоге, научная статья, тебе – дополнительный, интересный материал к диссертации. А то суточные опыты, как показала практика, одному человеку проводить тяжеловато. Будете подменять друг друга, особенно ночью, пусть даже и отсутствующей в здешних северных широтах.
– Не возражаете, надеюсь, Наталья Алексеевна? – обратился он к девушке.
– Нет.
– Что нет? Нет – да или нет – нет? – улыбнулся шеф. – Следует ясно излагать свои мысли.
– Я согласна, – снова слегка покраснев, ответила Наташа.
– А я – тем более, – добавил я.
– О, как у вас всё далеко зашло! – снова разулыбался шеф.
Чувствовалось, что у него сегодня отличное настроение. Возможно, что именно из-за этого он так много, к месту и не к месту, шутил.
– Всего доброго, – сказал я Наташе, направляясь за шефом к выходу.
– До встречи, ответила она.
Показания суточных опытов нужно было фиксировать через каждые четыре часа. Потом, если это была полночь, можно было сходить домой, немного поспать и снова явиться в лабораторию к четырём часам ночи, а потом – к восьми утра. На самом же деле в такие дни, когда осуществлялись подобные опыты, проводившие их отдыхали на принесённой раскладушке прямо в лаборатории. Ставилась она обычно в углу комнаты, за шкафом с лабораторными склянками, куда не так сильно проникал свет ламп.
