За завтраком в столовой, которая находилась напротив института, через улицу, мы с аппетитом уплетали холодные (по-видимому, вчерашние) макароны по-флотски, морковный салат и компот. За все эти изысканные яства заплатил Бурин, «категорически» запретивший нам «трясти мошной» и взявший для себя только чай с лимоном. Пожалуй, единственное, что имелось в наличии блюд не со вчерашнего дня.
Во время завтрака он спросил, а вернее – констатировал факт.
– С наличностью у вас, конечно, не густо. В дороге, за три дня, небось поиздержались. Сам был студентом – знаю. Винцо, попутчицы там, и всё такое прочее, – засмеялся он и, вынув из довольно пухлого бумажника деньги, дал каждому из нас по двадцать пять рублей, на корню пресекая наши, впрочем, весьма слабые и далеко не искренние попытки возражать.
– Это в долг! Я – недавно из рейса. Деньги у меня имеются. Вернётесь с морей – отдадите. Кстати, о морях. У меня для вас есть две шикарные темы! Одна – по мечению китов в южных широтах, с заходом в Сингапур и Веллингтон – это в Новой Зеландии, – уточнил он, увидев, как мы переглянулись. – Вторая – по уточнению миграций северного морского котика, с заходом в Хакодате – Япония и Ванкувер – тихоокеанское побережье Канады…
– Я – на север, – сразу определился я. – Как всякий сибиряк, не люблю жару.
Мой приятель некоторое время задумчиво смотрел в пространное, почти от пола до потолка, широкое окно на горбатую Светлановскую улицу, по которой иногда, не очень быстро, проезжали автомобили, а по тротуарам, так же неспешно, шли редкие в этот утренний час прохожие. Напротив нас красовался парадный вход в институт, с массивными дубовыми дверями и непроницаемо-чёрной мраморной «доской» сбоку от них, на которой большими золотыми буквами было выписано: «ТИНРО», а буквами поменьше разъяснена принадлежность данного учреждения, расположившегося в старинном, красивом трёхэтажном здании, в самом центре Владивостока, к Российской Академии наук. Потом, словно очнувшись от своих раздумий, он спросил:
– А можно мне – тоже на Север?
– Можно! – тут же согласился Бурин. – На юг желающие всегда сыщутся… Тогда – один займётся путями миграции котиков. Особенно важно подсчитать численность стада на Банке Стейлмента в Тихом океане, где они пасутся зимой, откочевав со своих лежбищ на Командорах… А другой – ну, скажем, будет изучать дыхательную функцию красной крови северного морского котика. (Именно так впоследствии – слово в слово – и называлась моя дипломная работа.) Это такая, братцы, тема!..
И Бурин, – сначала на обратной дороге в институт, потом – на широченной мраморной лестнице НИИ, идущей на второй этаж, в лабораторию морских млекопитающих, потом – в самой этой «лаболатории» (как нарочно он произносил), заваленной и заставленной разным экспедиционным оборудованием и диковинными экспонатами различных экспедиций, – объяснил, почему эта тема является такой интересной и важной.
– Они ведь – коты эти самые, как и мы с вами, лёгкими дышат. И при этом могут минут по сорок находиться под водой, заныривая порой, в поисках пищи, на весьма значительные глубины… И что интересно – ни сами они, ни плод у беременных самок никакого недостатка в кислороде, похоже, не испытывают. Почему? Какие скрытые механизмы позволяют им так долго задерживать дыхание? А у людей, что? Живут в воздушной среде, а у рожениц – сплошь да рядом, особенно при рождении, наступает асфиксия (удушье – пояснил он нам незнакомое слово) плода. Значит, тут дело или в особенностях гемоглобина, доставляющего тканям кислород, или миоглобина – белка такого, запасающего в мышцах кислород. Или ещё какая-то неизвестная пока науке хренотень, – закончил он свой, почти получасовой экскурс, обрисовав задачу, как минимум, претендующую на Нобелевскую премию.
Посмотрев на часы, он продолжил уже о земном, понятном, доступном.
– Сейчас отведу вас к учёному секретарю. Он всё оформит, как положено. Отметит командировки, припишет к судну, где вы будете на полном гособеспечении. Да ещё попробуем у нашего бухгалтера аванс для вас выжать. Хотя, сразу предупреждаю, – это маловероятно. У него и зимой снега не выпросишь. Деньги всегда с таким видом отдаёт, будто мы у детей-сирот последний кусок хлеба норовим отнять. Да и снабженец – ничем не лучше его. Тоже тот ещё фрукт! – вдруг взвинтился Сергей Владимирович. – Вечно норму спирта, для фиксации материала, урезать норовит! – И чувствовалось, что сейчас он говорит о наболевшем.
Учёный секретарь в своём небольшом уютном кабинете, в котором мы трое едва поместились, сделав всё необходимое, сообщил, что: «Научно-поисковое судно (НПС) “Учёный” должно выйти в море 30 сентября, в понедельник».
Нам на нём отводилась двухместная каюта под номером 4, в которую мы могли заселиться хоть сейчас. Для чего требовалось только – на рейсовом катере пересечь бухту Золотой рог.
Пока же, за две недели относительно свободного времени, следовало освоить методики «отбора проб» и получить необходимые инструкции у руководителя наших дипломных работ сэнээса (старшего научного сотрудника) Бурина С. В.
– Значит так, – подытожил Сергей Владимирович пересказанные ему слова «учсека». – Дня два-три у меня поживёте. Возражения не принимаются! Кровать в доме, правда, одна. Зато есть хорошие японские спальные мешки. Дома я вам всё и расскажу, что к чему. А пока сходите искупайтесь с дороги, город посмотрите. Денёк-то какой чудесный! А часам к трём-четырём приходите, или – к концу рабочего дня, и тронем с вами на трамвайчике ко мне. А если поспать, помыться в ванной хотите – могу ключ дать и как добраться расскажу…
День был действительно великолепный! Солнечный, тихий какой-то, не жаркий, какие бывают в сентябре, в период «бабьего лета» у нас в Сибири, а значит, и здесь, на Дальнем Востоке.
Выйдя из института, мы пошли по Светлановской: сначала вверх, а потом – вниз, спустившись с её горба к Амурскому заливу.
Несмотря на будний день, в этот предобеденный час хорошо загорелых людей на городском пляже было немало. Чтобы никого не смущать белизной своих телес, прошли где-то около километра по берегу залива и оказались на безлюдном водно-спортивном комплексе.
Крашенными в зелёный цвет досками часть залива была отгорожена и превращена в открытый плавательный бассейн с размеченными в нём цветными поплавками, плавательными дорожками. Деревянные мостки, опирающиеся на ошкуренные брёвна, вбитые в дно и в воде обросшие морской растительностью, проходили вдоль одной из сторон бассейна и уходили, за его пределами, в залив, вода в котором оказалась прохладная, бодрящая. В бассейне же она была намного теплее, и мы с удовольствием, до лёгкой усталости, поплавали по пустым водным дорожкам, длина которых составляла двадцать пять метров.
Немного отдохнув на прогретых досках мостка, мы принялись из любопытства собирать диковинных красивых морских звёзд, прикрепившихся к деревянным сваям, на которых покоился настил. Занырнув под воду и отцепив оранжевую большую звезду от бревна, мы выбрасывали «добычу» на ровные, хорошо оструганные доски и любовались ими потом, нежась на солнце.
