Зато они чувствуют себя полноправными хозяевами у мусорных баков, от которых с большим азартом гоняют зазевавшихся возле них кошек. Наверняка, по их мнению, и так живущих в шикарных условиях да ещё с паровым отоплением!
О собаках, кстати, стоит сказать особо. Дело в том, что небольшая стайка бездомных, разнокалиберных и разномастных, в основном беспородных, собак и собачонок (их было вначале, наверное, штук пять), со своим вожаком, образовалась в нашем и соседнем, через дорогу, дворе не так давно.
Прежде банковский дом, словно чирей на лбу, заметно выпирал среди окружающих его одноэтажных деревянных полуразвалившихся домишек, даже властями давно признанных как «аварийное жильё». Из этого-то, с позволения сказать, жилья его обитателей не торопко (ибо власть, как известно, никогда не торопится) начали года два назад переселять по окраинам города в безликие микрорайоны, с их унылыми, серыми панельными многоэтажками.
Кошек в новые благоустроенные квартиры («С туалетом и ванной!») кое-кто из жителей лачуг ещё забирал. А вот собак, кроме мелюзги, не брал обычно никто.
– А куда их там? – был стандартный ответ. – На балкон, что ли?
Беспризорные дворняги, оставшиеся без хозяев, однако долго еще несли свою привычную караульную службу, звонко, но не злобно, облаивая незнакомых прохожих возле призраков бывших домов. Наверное, они это делали в надежде на то, что их верная служба по охране оставшегося бесхозного имущества им зачтётся вернувшимися хозяевами. «Ведь не могут же они от своих домов, в которых столько лет прожили, куда-то исчезнуть навсегда», – наверное, думали собаки, выполняя свои обязанности. Однако хозяева не возвращались. А дома, с выбитыми стёклами, где те в спешке не были закрыты ставнями, стремительно ветшали, разбирались или поджигались неизвестно кем. И вскоре там, где стояло несколько лачуг, образовался дикий пустырь, заросший высокой травой и крапивой.
А мне припомнилось, как собаки радостно, с подвываньем лаяли от охватившего их восторга и прыгали, норовя лизнуть в лицо хозяев, деловито таскающих из дома и укладывающих в кузова открытых грузовиков свой нехитрый скарб. Комоды, этажерки, самодельные фанерные шкафы, кровати с панцирными сетками, круглые столы, табуретки…
Собакам тогда дали много еды (может быть, первый раз в жизни они наелись до отвала) и освободили от цепей и ошейников.
А потом загруженные машины тронулись. И некоторые, особо преданные дворняги, словно почуяв неладное, побежали за этими машинами, стараясь поравняться с кабиной и заглянуть в лицо хозяина сидящего там рядом с незнакомым человеком и не оборачивающегося на них. А глядящего только вперёд, как и тот, другой, крутящий баранку. Собаки, вывалив из пасти красные языки, бежали, пока были силы. А некоторые, наиболее упорные, погибли под колёсами других машин, быстро превратившись из живого существа, в некое невнятное серое пятно, закатанное на асфальте множеством шуршащих по дороге шин, несущихся мимо автомобилей.
Но, удивительное дело, уцелевшие и вернувшиеся к своим бывшим домам собаки не затаили на людей зла. Напротив, убедившись, что их иногда подкармливают, стали теперь стражами двух дворов, нашего и соседствующего с ним. Ведь ничего другого, кроме своей беспредельной верности, они людям предложить не могли. И, встречая кого-то из обитателей этих дворов, они начинали беззаботно вилять хвостами, подбегали к человеку совсем близко и преданно смотрели ему в глаза. Ведь преданность, как я уже говорил, и доверие к людям были их основными качествами. За что они однажды и поплатились…
Кто-то, видимо, решил, что собак развелось слишком много. А решив так, подсунул ничего не подозревающим животинам отравленную еду. И однажды утром во дворе соседнего, нового и очень красивого дома, стоящего через дорогу, дворниками – выходцами из бывших среднеазиатских республик бывшего же Советского Союза, на снегу, в разных местах двора, были обнаружены окоченевшие, скрюченные, с оскаленными пастями (видимо, собаки перед смертью испытывали невероятные мучения) собачьи трупы.
Что-то возбуждённо горгоча на своём языке, дворники быстро побросали мёртвых собак пока ещё в пустые мусорные баки, опорожняемые обычно вечером приезжающей каждый раз в одно и то же время машиной, собирающей мусор. Причём, когда на дно глубокого четырёхгранного бака падал очередной собачий труп, бак какое-то время звенел, будто прощальный колокол, и ощущение было такое, что металлом ударяли о металл…
Дворники спешили замести следы чужого преступления, потому что в этом красивом доме, построенном железной дорогой, жило в основном железнодорожное начальство. А расстраивать начальство чем бы то ни было, как известно, не положено, даже если отравитель, судя по всему, был из этого же дома.
Изо всей первоначальной стаи уцелела только одна, самая мелконькая собачонка, которую прежде её более крупные сородичи постоянно отгоняли от перепадавшей им время от времени еды. И она могла кормиться только крохами с барского стола.
Однако со временем собачья стая опять образовалась во дворе, восстановив свою прежнюю численность, по-видимому, известную только им для прокорма на данной территории.
И теперь эти уже новые дворняги по-прежнему весело виляют хвостами, встречая жителей двух наших дворов, ожидая от них подачки.
Кошки же, наоборот, будто затаили на людей обиду. И даже на тех, кто их кормил, всегда смотрели угрюмо и недружелюбно. Не особо доверяя людям. Верно, полагая, что хуже человека зверя нет.
* * *
Я снова посмотрел в окно. И вновь увидел серую кошечку. Она сидела на крыше сарая и истошно орала, широко разевая розовый ротик.
Взглянув в направлении мусорных баков, увидел там собак.
«Значит, ничего ей не удалось добыть, – понял я. – Чего же она в подвале не поселилась, вместе с остальными кошками? Тепло, и харч дармовой. Может быть, оттого, что такая маленькая и другие кошки обижали её? А может быть, потому, что даже для кошек коммунальное житие, в отличие от людей, имеет свои пространственные пределы?»
– Кошка, что ли, кричит? – спросил Дмитрий, выйдя из ванной и проходя в кухню. Не дожидаясь ответа, он подошёл к окну и в предрассветном жидковатом свете разглядел её.
– От голода наверняка пищит, – задумчиво произнёс он.
Подойдя к столу, взял из своей тарелки одну из двух сосисок, предназначенных ему с зелёным горошком на завтрак. Завернул сосиску в салфетку и, ничего не говоря, отправился в прихожую.
Из кухни я слышал, как он одевается. Потом хлопнула сначала входная дверь нашей квартиры, а через какое-то время массивная железная дверь подъезда.
В окно я видел, как он направился к лестнице, ведущей на крыши гаражей, а потом, ненадолго исчезнув из виду, появился уже на крыше. Поёживаясь от холода, направился к сидящей на противоположном от него конце крыши серой кошечке. От его ног в рыхлом снегу образовывалась глубокая борозда, расчерчивающая «взлётную полосу» пополам.
Кошка перестала орать, настороженно глядя на приближающегося к ней человека. А когда он подошёл довольно близко, резко развернулась и, добежав по своим же следам до решётки окна, юркнула внутрь чердака, исчезнув из виду.
