2
Не знаю, во что бы вылился разговор о том, что старухи спускают деньги внучки на собственные музыкальные видео, но тут раздался всхлип.
◆
– Простите! – Цыпочка прикрыла ладонью губы. – Это такая drama!
Все облегчённо закивали, а я сразу перестал что либо видеть перед собой.
Пропало зрение, и всё.
Цыпочка стала как распакованная кукла. Полиэтилен содрали, и она расцвела.
Сделалась ещё прекраснее.
◆
Руки.
Именно наличие рук отличает нас от животных. Мозги у многих есть, микробы в мозгах и подавно, а вот руки… С их помощью мы такие изощрённости выделываем, которые и зверям не под силу.
◆
Я заставил себя посмотреть на сиротку.
Перед глазами маячила какая-то размытая пляшущая невнятица. Если бы я видел отчётливо, то разглядел бы, что сиротка выглядит так, что не ясно, хочет она, чтобы её у старух отобрали, или не хочет. Могло даже показаться, что она не прочь.
– Нужна ваша помощь, – взмолилась бабуся, хотя можно было и нормальным голосом попросить.
– Что мы должны сделать? – самоотверженно уточнила Кисонька.
– Надо дать показания. Вы порядочные люди, а фотография эта поганая – фотошоп. Я вся извелась, последние дни доживаю, думаю желчный пузырь удалить.
Глава 40
1
Про фотошоп я промолчал, а в полицию пошёл.
Не в тот же день, но позже. Здесь напишу так, что получится, будто я сразу в полиции оказался.
Мне помогут ангелы времени.
Не ждать же читателям, пока я реально доберусь до отделения.
У читателей нет времени.
Времени вообще нет, а у читателей и подавно.
Чтобы не продолжать эту демагогию, предлагаю сразу перенестись за другой стол, за стол уполномоченной по делам несовершеннолетних.
◆
– Имя, фамилия.
Я назвал имя и фамилию.
– Возраст?
Назвал возраст.
– Чем занимаетесь?
– Писатель, – ответил я.
– Никогда не слышала.
Я отправил уполномоченной улыбку, полную соболезнования.
– Судимы?
– Нет.
– Алкоголем, наркотиками злоупотребляете?
– Нет.
– Употребляете?
– По праздникам.
Уполномоченная посмотрела на меня внимательно.
– Наркотики по праздникам употребляете?
– По большим.
– На учёте состоите?
– Шучу.
– Так да или нет?
– Не употребляю, не состою, – соврал я, поняв, что в этом разговоре полутона неуместны.
И вовремя, следующий вопрос требовал куда большей однозначности.
– Пол не меняли?
– Нет.
– Женаты?
– Да.
Своевременный вопрос. А то в этой сцене я выгляжу эгоцентриком: явился с Кисонькой, а о ней ни слова, будто она – персонаж из другой истории.
А Кисонька не из другой истории, вот она, рядом сидит.
– Вы знаете этого писателя? – уточнила уполномоченная у Кисоньки.
– Да, я читала его ранние произведения, – ответила Кисонька.
– В тоталитарных сектах состоите? – спросила нас обоих уполномоченная.
– Нет.
– В период с одна тысяча девятьсот тридцать третьего по одна тысяча девятьсот сорок пятый годы сотрудничали с национал-социалистической партией Германии?
– Нет.
Уполномоченная посмотрела на нас пристально.
– Кровь в моче есть?
– Нет.
– Аппетит хороший?
– Да.
– По утрам просыпаетесь свежим и отдохнувшим?
– По разному бывает, – замялся я и почувствовал, что Кисонька наступила мне на ногу.
– Большую нужду справляете регулярно?
– Да.
– Раздражаетесь легко?
– Нет, – солгал я и, вспомнив печника, повторил: – Нет.
– Если бы вы были художником, что бы рисовали?
– Цветы, – ответил я и удивился собственному ответу.
– Вас легко рассердить?
– Всякое бывает… – промямлил я и снова ощутил нажим Кисонькиной туфли.
– Отрыжка беспокоит?
– Нет, – сказал я, подумав, как бы не рыгнуть.
– Кто-нибудь пытается повлиять на ваши мысли посредством гипноза?
Я подумал о всех тех, кто встревал в эти вот абзацы и строчки, но решил не распространяться.
– Число пи? – продолжила уполномоченная.
– Три запятая четырнадцать, сто пятьдесят, девять двести шестьдесят пять, триста пятьдесят восемь…
– Отметьте изображения с печной трубой, – уполномоченная поднесла ко мне тачскрин. Дом. разлинованный на квадраты. Печная труба проходила через два верхних. Я коснулся одного, затем другого. Уполномоченная посмотрела на тачскрин и задала последний вопрос:
– Кто вы?
– Писатель, – ответил я, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица.
– Я не о профессии.
– Это призвание.
– Меня не интересует ваше призвание, я спрашиваю, кто вы.
Я повторно назвал собственное имя, возраст и место рождения.
– Я не спрашиваю как вас зовут и сколько вам лет, я спрашиваю кто вы.
Я посмотрел на Кисоньку, затем на уполномоченную, затем на свои руки, лежащие на коленях. Я вспомнил, что в майские дни, одурманенный цветением яблони, я чувствую себя яблоней и даже её корнями, уходящими в глубь земли и всякой дряни, которая в земле закопана. Иногда я чувствовал себя чем-то неотделимым от Кисоньки, иногда самой Кисонькой, а иногда – и Кисонькой, и яблоней, и землёй, и всем остальным, что видно и не видно.
Глава 41
1
Я собрал у гостей тарелки и принёс чай.
Не все успели покончить с блюдами, но я не церемонился. Хотелось сбежать, хотелось чего-то.
Тарелки Цыпочки и плотника я взял особенно деликатно.
◆
На кухне рыскала богиня.
– Ты сковородку не видел?
– Какую?
– Ту, на которой я жарила.
– Не видел.
◆
