Машина Цыпочки завалена вещами дочери.
Стекло, бумага, железки.
Среди железок выделяется чугунная батарея.
◆
– Откуда всё это?! – спросил плотник.
– Это моё, не по помойкам же я собирала! – удивилась дочь.
Плотник притих.
– А зачем ты это сюда привезла? – поинтересовалась Кисонька.
– А куда ещё мне это везти? Я переехала к вам со всеми своими вещами.
– Почему ты просто не оставила это у него?
– Я разделяю мусор, а он бы выбросил всё вперемешку. В городе нет раздельных контейнеров, я вожу отходы на завод «Флакон» к хипстерам. Собираю у себя, а когда накопится достаточный объём, отвожу, – ответила дочь, продемонстрировав разумное, рациональное отношение и к мусору, и к жизни. – Иногда друзья кое-что ко мне привозят. Они знают, я просто так не выброшу.
– Ты всё это хранила у него? – спросила богиня, которой давно хотелось высказаться, но я не давал ей реплик.
– Да.
2
– Вываливаем бутылки в яму, – скомандовала Кисонька.
– Вперемешку прозрачное стекло и цветное?! – возмутилась дочь.
– Да, вперемешку. Бутылки сдержат почву и отведут лишнюю воду.
– Не переживай, – успокоил я дочь. – Это не будет считаться перемешиванием раздельного мусора. Это просто дренаж.
◆
Мы принялись кидать бутылки на дно ямы.
Дочь смотрит с болью и ужасом.
Цыпочка затаила дыхание от восторга.
– Железки очень пригодятся, они будут выделять полезные для дерева вещества, – сказала Кисонька.
– Надо его крепко закрепить, чтоб не спёрли, – сказал я про деревце.
– Кому оно нужно?
– Утром две дачницы выкапывали у нас возле ворот анютины глазки.
– Мои анютины глазки?! – ахнула Кисонька.
– Твои. Не хотел об этом сообщать, чтобы тебя не расстраивать, – ответил я.
– Что, прямо выкопали и украли?
– Именно так. Совершили настоящий набег, вооружившись совочком и пакетиком. А когда меня увидели, смылись, весьма резво, несмотря на свои объёмы.
– Хорошо. То есть плохо. Но анютины глазки по ту сторону забора, вдоль улицы, а дерево по эту сторону забора, – нашлась Кисонька.
– Забор у нас теперь такой, – сказал я, намекая на её вмешательство в наше благополучие, – что любой пролезет.
– И что ты предлагаешь?
– Сейчас покажу.
Мы с плотником вытащили из багажника батарею.
Мои худшие ожидания оправдались, я сдал. Заныла спина. Вот она, цена отказа от собственных решений. Теперь будет только хуже: сначала спина, потом ноги, а потом перестану узнавать близких.
3
Мы пропустили между рёбрами батареи колодезную цепь и бросили её на усыпанное бутылками дно ямы. Раздался хруст. Концы цепи мы держим в руках.
Дочь отвернулась, она не может вынести зрелища варварского перемешивания мусора.
– Хозяин, отдай лучше нам батарею, – попросили работяги. – Мы её в металлолом сдадим.
– Я вам плиту отдам, – я указал на старую газовую плиту.
Работяги повеселели.
Все, кроме молодого. Тащить ему.
Я дёрнул конец цепи, оставшийся у меня в руках. Крепко.
Сверху набросали земли, гнилых овощей, протухшего пюре, золы из камина и прочей дряни, которую так любит флора.
– Где тот голубиный помёт? – спросила Кисонька.
Ну конечно, голубиный помёт!
В сарае хранится мешочек голубиного помёта, припасённый для особого случая. Незаменимое натуральное удобрение.
4
Дверь в сарай снова не захлопнута.
Я прошёл в угол, где сложены удобрения.
За спиной раздалось знакомое трепыхание.
◆
На этот раз зрелище куда более жалкое – птица свалилась между листами фанеры, прислонёнными к стенке.
Я снова принялся освобождать бедолагу.
Чтобы отодвинуть фанеру, пришлось сначала отодвинуть спинку детской кроватки.
Потом давно пустующую клетку для попугайчика.
Потом нужные в хозяйстве деревяшки, затем какую-то херню.
◆
Понадобились немалые усилия, чтобы сдвинуть фанеру. Вместо того чтобы взлететь ввысь, птица свалилась вниз.
Проклиная своё сочувствие никчемной пташке, которых вон полный лес, я начал с новым усердием разгребать завалы.
Путь для полёта расчищен.
Несчастная вспорхнула и уцепилась за балку. Тельце пульсирует, клюв разинут.
К счастью, шмакодявка не стала метаться по сараю, а сразу спланировала в открытую дверь и устроилась на ближайшей ветке.
Пролетая надо мной, она сбросила белую кляксу.
5
– На тебя опять птица накакала, – сказала Кисонька.
– Знаю, – буркнул я и почему-то обиделся.
Я ссыпал мешочек в яму.
Поверх мы воткнули деревце. Обмотали ствол цепью возле самого корня, а конец цепи зарыли поглубже.
Сверху хорошенько полили водой и утоптали, как будто всё так и было.
Глава 30
1
– Почему ты пишешь о вещах больше, чем о людях?
– Это детская психологическая травма: когда я был маленьким, у меня было очень мало вещей.
– Разве можно писать про какой-то сарай, набитый хламом, про мусор, когда твоя дочь рассталась с парнем? Разве можно такое делать в середине книги?
– Я пишу не только про мусор, я про дерево написал.
– Дерево – не человек. Ты избегаешь и боишься людей. У дочери семья распалась, а ты про мусор, про голубиный помёт. Кому всё это интересно? Людям интересны люди, отношения. Про сиротку интересно, а ты, как ненормальный, в мусоре роешься.
– Мне ужасно жаль, что они расстались. Честно. Я пишу про мусор, потому что не знаю, как быть. Я бессилен. Я перебираю барахло, чтобы успокоиться.
– Пока они были вместе, ты над ним подтрунивал, над его домовитостью, над его увлечением политикой, а он хороший парень, заботился о ней.
– Я часто вижу хорошее только на расстоянии. Ты плачешь? Ну что ты, моя милая, не плачь.
– Мне теперь и поплакать нельзя?! Ты меня тут выводишь как ленивую квашню, которая дрыхнет до полудня, а мне поплакать нельзя?!
– Можно, можно, поплачь, если хочется.
– Не указывай мне, что делать.
