– А если кошка? – поинтересовался любознательный здоровяк, и Шапки задумались.
Ведьма поняла, что её перестали слушать, повернулась, оглядела затуманившиеся глазки компаньонов и спросила:
– Вы что?
– А если кошка подойдёт, владелец узнает? – поинтересовался Копыто, ухитрившийся не полностью погрузиться в нирвану размышлений.
– Или собака? – развил мысль Иголка.
Сначала Паулина Геннадьевна решила, что над ней издеваются. Потом вспомнила, с кем говорит, справилась с позывом крепко обругать собеседников и кивнула:
– Да, узнает.
– И что сделает?
– Убьёт, наверное, – помог с ответом Иголка.
– Тебя? – удивился Контейнер.
– Почему сразу меня? – не понял Иголка. – Копыто убьёт, он ведь пойдёт первым.
– Почему я? – возмутился десятник.
– Ну, ты у нас уйбуй, типа, – объяснил Иголка. – Ты первым себе наливаешь, первым себе долю берёшь…
– Поэтому меня надо беречь.
– Беречь надо великого фюрера.
– Уйбуй – это великий фюрер, только в нашей десятке.
– Ты мне не фюрер!
– Контейнер!
– Да?
– Что ты сделаешь с Иголкой, если он не пойдёт в грузовик?
Несколько секунд здоровяк перебирал сложенные в голове мысли, после чего уточнил:
– Его надо повесить?
– Тут не сможем – деревьев подходящих нет.
– Тогда…
– Слушайте, а ведь вы совсем идиоты, – негромко произнесла Паулина Геннадьевна, которой надоело слушать бессмысленное препирательство дикарей. – До сих пор я с вами только по делам общалась и думала, что вы просто кретины. А теперь посмотрела, как вы между собой живёте…
– Нормально живём, как все, – прохладно отозвался Копыто.
– А чего тебе не нравится? – попытался надавить скандальный Иголка, но был поставлен на место одной-единственной фразой:
– Не забывай, что я – ведьма, – деликатно напомнила старуха.
– Ах, да… – боец отвернулся и сделал вид, что разглядывает облака.
С минуту все молчали, а потом колдунья, которая не собиралась торчать у склада до ночи, вернулась к делам:
– Кроме «Серебряных колокольчиков» на фургон повесили артефакт «Ничего особенного», чтобы на него никто не обращал внимания, и ещё одно кольцо…
– Всевластия? – заржал Контейнер.
Однако шутка не удалась.
– Почти, – кивнула Паулина Геннадьевна. – «Саламандры».
– Ой! – не сдержался Иголка.
– Мля… – протянул Контейнер.
«Кольцом саламандры» называли очень неприятное заклинание, сжигающее нарушителя периметра в эффектном и эффективном магическом крематории. И одно его название заставляло отступать даже опытных магов.
– Сможешь его разрядить? – вздохнул Копыто.
– Не знаю, – честно ответила старуха.
– Снаружи заклинания только очень сильные ведьмы могут снять, не то что наша, – не удержался от замечания Иголка.
– Показать тебе мою силу? – поинтересовалась Паулина Геннадьевна.
– Не надо.
– Тогда держи рот на замке.
– Очень надо мне его открывать.
Контейнер обидно хохотнул, но Иголка решил оставить глумление здоровяка без ответа.
– То есть ты не сможешь снять «Саламандру»? – уныло спросил Копыто.
Ему было очень грустно оттого, что блестящий план провалился в самый последний момент.
– Не знаю, – повторила ведьма.
– То есть сможешь?
– «Кольцо саламандры» нестабильно, – объяснила старуха, тщательно сканируя грузовик. – Оно то выходит на полную мощность, то падает почти до нуля.
– Что это значит?
– Как будто его источник питания барахлит.
В действительности артефактом дистанционно управлял Клопицкий, регулирующий состояние артефакта для того, чтобы привлечь внимание ведьмы и показать, что до фургона можно добраться.
– «Батарейка» не работает? – уточнил Копыто.
– Ага.
– Может, не будем фургон брать? – спросил трусливый Иголка. – Пусть себе здесь стоит со своей саламандрой. Целее будем.
– Нам подвиг нужен.
– Нам нужно в живых остаться, а подвиги – это дело десятое.
– Лучше быть живым, но без подвига, чем мёртвым героем, – добавил Контейнер.
– Вот об этом я и говорю!
– Тихо! – Копыто обвёл подчинённых жестким взглядом. – На смерть не полезем, но если ведьма снимет «кольцо» – фургон возьмём.
– Вот ты и бери, – предложил Иголка.
Уйбуй прищурился и протянул:
– Ну, кто его будет брать, мы ещё поглядим.
* * *
Кровь…
Сияна никогда не считала себя жестокой, не наслаждалась ни процессом убийства, ни видом мёртвых тел, и никогда, ни разу до сих пор, не убивала беззащитного противника. Заведомо слабого случалось – в сутолоке рукопашного боя отыскать равного трудно, да и бессмысленно, приходится рубить того, кто подвернётся под руку, но беззащитных Сияна не убивала ни разу. И расправа над стариками выбила ведьму из колеи. Грязная расправа – ведь ей пришлось имитировать пытки и нанести родителям Ольги ужасные раны, не просто убить, а замучить, терпеливо дожидаясь, когда жертвы умрут.
Стараясь не смотреть на них.
И не слушать того, что беззвучно шептали их губы.
А когда всё закончилось, когда Сияна убедилась, что старики мертвы, и аккуратно положила рядом с ними перепачканный в крови клинок, она вдруг поняла, что стала себе отвратительна. Безусловно, это чувство скоро пройдёт, образы мёртвых исчезнут из памяти, но сейчас, именно сейчас, Сияна готова была убить ту мерзкую, грязную тварь, которую увидела в зеркале.
«Я всего лишь исполняла приказ…»
Делала так, чтобы Всеведа выиграла выборы, но… Но стоит ли корона такой жестокости?
Воевода знала правильный ответ, но сейчас – именно сейчас, – она его позабыла.
«Ладно… это сделала не я, это сделал Сдемир… он во всём виноват».
Сияна надеялась, что, убив барона, она хоть чуть-чуть успокоится, но проклятый Сдемир опаздывал, «маячки», которые воевода разместила возле условленного места, показывали, что фургон до сих пор не прибыл, и это заставило ведьму взяться за телефон.
– Сдемир!
– Да?
По голосу Сияна поняла, что произошло нечто непредвиденное и устало спросила:
