— Да-а… — задумчиво протянул Рудаков. — Вопросы… А ведь я, Сергей, никогда не верил, что вы погибли. Слишком хорошо вас успел узнать, чтобы поверить в такое. Мне даже снилось иногда, будто вы вдруг приходите на службу, и я кричу всем, — там, во сне, — мол, я не сомневался, что он жив-здоров…
— Как-то ты невпопад, Игорь, — вздохнул я. — Успеем наговориться.
— Мечтаю об этом, шеф… Ладно, трогай, Миша, — распорядился он. — И правда, время теряем.
«Форд» резво двинул дальше, накручивая километры на резину.
— Михалыч, насчёт ваших вопросов, — заговорил Рудаков. — Я понял не все из них: какая-то телеграмма, какая-то девчонка… Но на пару последних, мне кажется, ответ очевиден. Почему стрелки сошлись на вас? Из-за смерти Франковского Радия Иосифовича, из-за чего ещё.
Помолчали.
— Его убили? — спросил я, дрогнув голосом.
— Ещё как, — почему-то ответил Миша, опередив Игоря. — Убили — не то слово.
— Поделитесь?
— Даже ОД покажем, если договоримся, — опять сказал опер с Петровки. — Каждый листочек для вас скопируем.
— А мне кажется, обеим сторонам есть чем поделиться, — со значением добавил следователь.
Миша на секунду оглянулся, оторвавшись от дороги:
— Не парьтесь, Сергей, ваше прошлое реально уже никого не интересует, — возразил он Игорю. — И знаете почему?
Спрашивается, кто здесь начальство?
— Потому что и эмир, и Ходжа отбросили копыта, один ишак почему-то жив, — сказал я.
Опер засмеялся:
— Примерно так. За давностью лет.
— Рудаков, зачем ты на самом деле приезжал в такую даль? — спросил я в упор. — Не только же для того, чтоб сличить меня с фотографией, которую кто-то подбросил? Тем более, если эмир и вправду сдох.
— Есть у нас одна идея… — начал было тот, раздумывая, продолжать ли.
Михаил не стал ждать — словно гвоздь вогнал:
— Возвращайтесь, товарищ подполковник! «Идеи» у них, бля… Вопрос настолько серьёзный, что, простите за пафос, на кону стабильность государства. Такие дела, товарищ подполковник.
— Я же тебя просил…
— Виноват, Сергей Михайлович. Вы, хоть и в штатском, но офицер. Ребята просили, если что, напомнить вам про это.
— Ребята?
— Те, кто остались. Васин, Жемчугов, Льдова, Ортис. Узнали, что Ушаков, возможно, жив, и ошалели все.
Ошалели они. Понятное дело… Но как же мне им в глаза теперь смотреть — после этих семнадцати лет? После того, как я перестал быть ментом?
Не мент я больше, ребята. Сколько ни пришлёпывай к плечам погоны — соскользнут, упадут, рассыплются. Кончено! Измазался я так, что не отмоешься… Как смотреть в глаза тем, кто остался чистым?
— Всё стесняюсь спросить, — сказал я, пряча тоску за словесными шпильками. — Ты вообще кто, Мишутка? Переодетый генерал?
— Упырь, — буркнул Рудаков, отвернувшись к окну.
— Михаил Брежнев, — отрекомендовался тот. — Фамилие такое редкое. Примерно как Есенин.
— Брежнев, говорят, обожал Есенина.
— Я к генсеку отношения не имею. Меня вы, конечно, не помните, я тогда практикант был — за сигаретами, за кофе, то-сё. А сейчас — майор.
— Шестой орчатник, конечно? — проявил я проницательность… жаль, мимо, не попал в строку.
Миша Брежнев весело оскалился, глянув на меня в зеркальце заднего вида:
— Обижаете, Сергей! ОРЧ
[1] номер шесть — это для людей другого склада, не для меня. Я — скромный убойщик. ОРЧ номер один.
— Из тридцатого отдела, — добавил Рудаков, как сплюнул.
— Подождите, хлопцы, — ничего не понял я. — Когда я уходил, на Петровке было семнадцать отделов. Потом, я слышал, добавился пяток… Что, правда есть тридцатый?!
— Нет такого отдела, — спокойно сказал Миша. — Дядя следователь шутит.
— Есть такие ведомства, где шутки ценят, но сами шутить не любят. И нумерацию подразделениям дают такую, чтоб враг не догадался.
— Загадками изволите, — сказал я им.
— Давай замнём, юрист, — хмуро сказал Миша Игорю. — Нашёл время… — Он явно хотел добавить «идиот», но сдержался. — Сергей, что вы решили?
— Я подумаю.
— Без вопросов. Ждём и надеемся.
— Значит, говоришь, убийство Радика Франковского ставит под угрозу государственные интересы? — спросил я его.
— Мы, наверное, причиняем вам боль, так спокойно рассуждая об этом, — ответил мне этот паршивец. — Видите ли, трагедия, произошедшая с доктором Франковским, как-то связана со всем остальным, пока непонятно, каким образом. Но это отдельное, самостоятельное дело, конечно. Просто он был вашим другом, что, возможно, повлияет на ваше решение.
— Кстати, дело веду я, — напомнил Рудаков. — Миша, ты не борзей! Я мог и не показывать тебе фотографию с Сергеем, и что тогда?
— Не мог, — отозвался майор безмятежно. — Тогда бы ты был последним гадом, а это противоречит твоему досье из ЦПД.
— Ты читал мою медкарту из ЦПД?! — вскинулся Игорь.
— Нет, ясен пень! Кто ж мне даст! Но её и не надо читать, чтоб понять, что ты не последний гад. Последних гадов берут или в УСБ, или в судьи. Или, например, в ОРД номер шесть…
— Хватит паясничать! — крикнул я. — Вы, оба! А ну заткнулись!
— Заткнулись, заткнулись… — дал Игорь задний ход.
— Майор, что означает твоё «возвращайтесь»? В какой форме?
— Честно говоря, нас устраивает любой вариант. Например, в Главк может вернуться подполковник Ушаков, причём на хорошую должность. Нет ничего невозможного. С другой стороны, в Москве может появиться некто Есенин, простой криминалист, который будет оказывать Главку услуги консультанта. Или не Главку, а лично нам — частным порядком. Консультировать меня, мою группу, а также, вот, товарища полковника, руководящего следственной группой… Выбор за вами, Сергей. Важна сама помощь, а не её форма.
Мы уже выехали на Петербургское шоссе и теперь постепенно приближались к развязке: вправо — на Москву, прямо — в город Тверь.
— Едем прямо, — сообщил я.
— Зачем? — напрягся Рудаков.
— Заглянем в областную клиническую больницу, она будет вскоре за развязкой. В больнице поговорим с одной храброй девушкой. Это, кстати, и вам надо. Напрямую относится к делу Франковского.
— Надо, значит, надо, — сказал покладистый Миша.
— А что, похоже, совместная работа началась? — расплылся Рудаков в улыбке.
— Посмотрим. Ты мне пока обрисуй, что у вас стряслось, можно кратко. Подробности я прочитаю в Москве, если вы не наврали про копию ОД.
