Миша пригласил нас двоих в беседку. Не знаю, о чём думал Рудаков в этот момент, а лично я мечтал поехать домой, к Юле. Остался только из любопытства. Всё-таки реакции Игоря, его поведение в условиях жизненной катастрофы, были мне не безразличны.
— Игорь, я давно хотел спросить, — сказал я, пока мы рассаживались. — Чей это «форд»? Казённый или твой?
— Личный, записан на его жену, — вместо Рудакова ответил Михаил. — А в чём дело? Хочешь забрать себе? Так забирай!
— Если даже приплатят — не возьму. Хотел понять, это Главк такое уродство за народные деньги покупает? Или у мужиков поголовно что-то с ориентацией случилось?
— Я заметил, тебе не нравятся современные машины.
— Да не машины у вас, а мыльницы, уродливые коробки. Пузыри, раздутые пластмассовые подушки…
— О, разошёлся! Зацепило!
— Я же помню, ещё в девяностых были красивые, реально красивые тачки. Особенно немецкие. А сейчас любой «жигуль» — классик в сто раз привлекательней этих ваших, как их, «хэтчбэков», не говоря уже о «паркетниках».
— Любишь «жигули»?
Я пожал плечами:
— Образец стиля, никаких кошмарных мутаций.
— Я тебе подарю свою «семёрку», всё равно без хозяина стоит.
— Смотри, ты обещал. Я запомню.
Миша посерьёзнел:
— Я вот чего спросить-то хотел. Сергей, ты веришь Рудакову? Ну, в его сказочную историю? Я, конечно, нажал на него, когда мы тут общались… может, чуток пережал, ты уж прости, товарищ полковник, ничего личного. Но сомнения всё равно одолевают. Вдруг он причастен не только к халявному выносу артефактов? За этим я вас сюда и позвал, вас обоих. Никаких сплетен, спрашиваю при нём. Предпочитаю напрямик.
Рудаков смотрел в дощатый пол. Похоже, «браслеты» ему натирали руки, потому что он ёрзал, не мог найти позу, однако не жаловался.
Молчал.
— Верю, не верю… — сказал я. — В Бога веруют. А мы, вернее, вы, блюстители закона, должны знать. Вот я точно знаю — Рудаков не врёт. За столько лет, пусть и давным-давно это было, я изучил его микромимику настолько, что всегда мог сказать, когда он свистит и картинки рисует. С тех пор ничего не изменилось, даже отчётливее стало.
— Ты, как ходячий детектор лжи, подполковник. Меня это ещё позавчера восхитило. Ты всех так изучаешь? И что, прокатывает?
— С большинством людей — да. Не со всеми. Чем выше положение, тем лучше фигурант владеет собой. Например, с твоим генералом или с господином Сквозняковым не прокатило.
Миша достал флягу с коньяком, поставил на круглый столик. Налил в большой колпачок и подал Игорю:
— Выпей напоследок. Когда ещё удастся.
Тот окрысился:
— Губу не раскатывай, комиссар! Убери свою клоповую настойку! Увидишь, как меня под залог выпустят. Или домой, с браслетом на ноге.
— И всё-таки выпьем, — решил Миша, опрокинул в себя стопку, тут же налил и передал мне. — Ты, Серёга, когда бахнул вчера вечером, мол, дело сегодня раскроем, я, скрывать не буду, подумал: ну и пижон! А на самом деле, мужик сказал — мужик сделал.
— Так не раскрыто ещё дело, — возразил я. — Впереди, кстати, целый день.
— А успеешь?
— Некогда мне рассусоливать, у меня теплицы горят, и грядки поливать надо.
— А также контейнер искать, — подмигнул мне майор. — Если узнаешь, что они в них возят, в этих чудо-кейсах, поделишься?
— Если генерал разрешит. Или Десница короля Салова. В зависимости от того, кому ты на самом деле служишь.
— Я служу России, — сказал Брежнев серьёзно.
И я поверил.
— Пить-то будешь? — спросил он.
— С утра не пью. Да и за рулём. Ксиву-то вы мне не выдали.
Рудаков опять сидел понурый, поникший. Больше не участвовал в разговоре. Лишь когда Михаил завинтил флягу и закрыл её колпачком, собираясь покидать беседку, он произнёс дребезжащим голосом:
— Ребята, застрелите меня.
Не знаю, может и вправду на него отчаяние накатило. А может, играл на публику. Моя чуйка на эту мелодраму не включилась, без разницы мне было.
— Нет вопросов, — ответил Миша деловито. — Ты побеги, а я тебя — при попытке к бегству.
Рудаков молчал, страдальчески наморщив лоб. Мы подождали минуту, но он так и не побежал.
Наверное, оно и к лучшему, потому что я точно видел: Миша бы его застрелил.
* * *
На обратном пути я вызвал Искандера, назначил встречу и попросил, чтобы он взял с собой ноутбук. На всякий случай уточнил, есть ли у него программы работы с видеозаписями. Всё есть, ответил он.
Встретились. Я объяснил задачу: обработать видео с квартиры Арбуза. Замазать моё лицо, а лучше голову целиком, так, чтобы человека невозможно было опознать, а запись — восстановить. «В постельной сцене?» — невозмутимо уточнил молодой человек. Везде, сказал я. Меня там не было. И тебя, кстати, тоже. Ты ведь тоже под камеры попал? Разберись.
Искандер сказал:
— Я вам ещё в той квартире, у пульта, когда увидел запись, хотел предложить отредактировать некоторые нюансы, но мы очень торопились. Тем более вы диск забрали.
Диск с квартиры Арбуза был у меня с собой. Я отдал его Искандеру и принялся ждать. Он работал, сидя рядом на пассажирском сиденье. А я почти сразу задремал, да так крепко, что Искандеру пришлось меня будить, когда заверещал мой телефон.
— Пёс? — услышал я лишённый эмоций голос.
— Вша? — откликнулся я.
Всё-таки человеку со столь говорящей фамилией непросто, даже мусора не назвать безнаказанно псом, обязательно подколет в ответ. А пришить за это — руки не дотянутся.
— Вошь, а не вша, — поправил он.
— Внимательно слушаю.
— Сказали, будь в десять у метро «Волжская». Тебя подберут.
— Утра?
— Утра. Просили передать, если позовёшь кого-то из своих, обе девчонки сдохнут.
— Обе? — растерялся я.
Он отключился.
Обе… Кто вторая? Растерянность длилась только мгновение. Я посмотрел на часы: Юля, наверное, собиралась на службу. Надеюсь, ещё не уехала. Я позвонил ей — попросить, чтоб сегодня сидела дома. Никто не ответил. Гудки проходили, реакции не было. Может, не слышит? Может, она уже на улице, а в транспорте шумно?
Почему я не звонил ей раньше, идиот?!! Думал, спит, не хотел будить…
— Сделано, — доложил Искандер. — Здесь отредактированная запись. — Он отдал мне две флэшки. — Одинаковые.
— Отлично. Теперь надо бы что-то придумать с диском…
— Чего думать? Уничтожить, — сказал Искандер… и вдруг достал из сумки переносную электродрель.
