На шестом свидании они поругались. Вадик тоже был из маленького городка, но его отношение к Москве на удивление отличалось от Викиного. Вика считала город захватывающим, тяжелым и странным, очень странным, так что даже смысла не было пытаться как-то встроиться или хотя бы понять его, но со временем она намеревалась завоевать его (неизвестно как – она толком не понимала, что вообще означает завоевать город, знала только, что ей предстоит это сделать). Вадик рос с мыслью, что он чужой в своем идиотском городке, но в Москве с ее бьющей ключом культурной жизнью он будет на своем месте. Рассказал, что его отец умер, мать гуляет направо и налево, а старший брат наркоман (“он нюхает клей и прочую дрянь”), и он их всех ненавидит, и у него с ними ничего общего и с родным городом тоже ничего общего. А в душе он настоящий москвич. Вика ответила, что понимает, как можно ненавидеть родителей и родной город, но этого мало, чтобы стать настоящим москвичом. И он сам себя обманывает, думая, что может стать здесь своим. Чтобы доказать, как она ошибается, Вадик привел ее познакомиться со своими “настоящими московскими” друзьями, Сергеем и Региной.
Вика вошла в квартиру Регины, познакомилась с Региной и Сергеем и тут же увидела – да, это настоящие москвичи. Она сразу уловила огромную разницу между ними и Вадиком. Регине с Сергеем не нужно было специально стараться, чтобы быть москвичами, не надо было никому доказывать свою принадлежность, они просто ими были. Они родились в привилегированном мире и принимали это как данность. Вот что, собственно, и делало их настоящими москвичами – они принимали это как данность! Вадик не улавливал. Он гордился тем, что он москвич, и эта-то гордость выдавала его с головой. И если Регина с ее взглядом неудачницы и землистым лицом Вику совершенно не заинтересовала (“дохлая рыба”, подумала она), то от Сергея она не могла оторвать глаз. Он не показался ей красивым, во всяком случае не сразу. Низкого роста, худой, голова слишком велика для туловища и нос слишком велик для лица.
Но потом она заметила, что Сергей похож на того актера из фильмов Трюффо, которые они только что посмотрели с Вадиком (какой-то Жан-Жак? Жан-Пьер?), и то, что она сначала приняла за недостатки, предстало совсем в ином свете. В Сергее было изящество. И в движениях, и в манере речи. Вика никогда прежде не сталкивалась с таким качеством в мужчинах, поэтому не сразу распознала его, но, распознав, нашла исключительно привлекательным. Он был изящен и страстен. Сказал, что по большей части сидит в Ленинке, работает над статьей о сингулярности применительно к лингвистике. Он очень подробно рассуждал о понятии сингулярности и время от времени коротко зажмуривался, будто оглушенный мощью собственных соображений. Вадик порой был тоже не прочь поговорить о научных концепциях, но они его по-настоящему не увлекали, не занимали так полно, как Сергея. Вадику недоставало жара, в Сергее его было в избытке. Вика вспомнила, какой научный факт больше всего поразил ее в детстве. “Внутри Земли находится раскаленное ядро, – сообщил учитель. – И если бы не оно, жизнь на Земле не была бы возможна”. Вика потом еще долго думала об этом и трогала землю проверить, горячая ли она хоть капельку. Вот что есть в Сергее, подумала она тогда в квартире у Регины, – раскаленное ядро.
Но Сергей был занят. Этой неопрятной скучной Региной, которая, само собой, принимает его как данность, так же как и все остальное в своей жизни. Красивую квартиру, картины, известную мать. Вика не сомневалась, что это мать позаботилась о том, чтобы дочь приняли в самый престижный университет в стране, тогда как Вике приходилось зубами прогрызать дорогу в медицинский. Регина вообще любила Сергея? Она его вообще хотела? Она вообще способна хотеть чего-либо так же страстно, как Вика? Где справедливость, что у Регины был Сергей?
Им надо было рано уходить, потому что Вадик спешил на работу (по ночам он работал в центре программирования). Вернувшись в общежитие, Вика долго не могла уснуть. Она вскакивала и кружила по комнате, снова ложилась, снова вскакивала и кружила по комнате, все думая, и думая, и думая о Сергее. Наконец заснула, моля, чтобы ей дали проснуться успокоенной и можно было снова зажить безмятежной жизнью. Но наутро она встала влюбленной по уши, злой и настроенной на решительные действия. Быстро позавтракала, доехала на метро до Ленинки и оформила временный пропуск. Весь день Вика проторчала в библиотеке, бродя по залам и надеясь встретить Сергея. Его там не было. Его не было и на следующий день. Когда наконец на четвертый день она увидела его у стеллажей, в дальнем конце читального зала, так разнервничалась, что чуть не спряталась.
“Вика!” – закричал он через весь зал, отчего другие посетители недовольно зашикали.
Вика бросила Вадика на следующий же день, но “суперчувствительному” Сергею понадобились три недели, чтобы порвать с Региной.
И вот тогда-то Вика наконец поняла, что любовь не подчиняется ни воле, ни силе. Любовь – это про полную капитуляцию воли перед силой, затмевающей все, что она знала до сих пор. Точка невозврата, как в той же сингулярности. Как неудержимо они с Сергеем желали овладеть друг другом, проникнуть друг в друга настолько глубоко и полно, насколько это вообще возможно. Как жадно выслушивали истории про детство друг друга, как жадно изучали друг друга до мелочей, так же жадно, как занимались любовью. С каким нетерпением ждали, как отправятся в Америку, обследуют новую страну, вместе пустятся в это приключение, которому не будет конца.
И каким сокрушительным разочарованием это все обернулось. Отвратительная квартирка в Бруклине, нежданная беременность, роды, неумело принятые вконец измотанным интерном, которые в результате закончились для нее жуткой инфекцией (слава богу, ребенок был в порядке!). Сергей, переставший хотеть ее. Случалось, у него просто не вставал на нее. Тоска, безнадега, неизбывная тоска повседневной жизни. Ночами, когда она лежала в постели одна (Сергей занимался), в согревающем поясе на ноющую спину, отвернувшись от Эрика, спящего в своей кроватке, и от попахивающей переполненной корзины с подгузниками, она принималась фантазировать о своих бывших молодых людях и насколько ей было бы лучше с любым из них. Особенно с Вадиком. У него большие руки. Грубые пальцы. Большой член. Ей не довелось увидеть его, но он рисовался ей большим. Гораздо больше, чем у Сергея. До чего же глупо было променять Вадика на Сергея. Дали бы ей шанс исправить эту чудовищную ошибку… Когда Вадик объявил, что получил работу в Нью-Джерси и переезжает в Америку, Вика чуть с ума не сошла в ожидании.
А потом Вадик приехал и немедленно влюбился в кого-то там прямо в первый же день. Но Вика не отставала от него, пока наконец не случились те дурацкие, идиотские, неловкие два часа на диване.
Вадик, думала Вика. Он странно себя вел последнее время. Был очень напряженным, когда они встретились тогда в Whole Foods. Неохотно поддерживал разговор о Сергее и “Виртуальной могиле”. Это в нем верность Сергею взыграла? Ох, ну и переплет.
Вика захотела писать. Первой мыслью было вернуться в дели на Мэдисон, но не хотелось снова столкнуться с тем пригородным. А вот “Метрополитен” совсем рядом. Она решила заплатить доллар за билет и пройтись по музею после туалета.
