– А молодой человек, что же, не с вами? – спросила
Клавдия Тихоновна, пропуская нас во двор.
– Как-то неудобно, – ответила я.
– Чего ж неудобного? Зовите его, я вас чаем напою.
Женька неохотно поплелась за моим мужем, Клавдия Тихоновна
распахнула дверь на веранду, большую, светлую, с круглым столом посередине.
– Присаживайтесь.
Подошли Женька с Романом Андреевичем, и мы устроились за
столом. Возле стены стоял буфет, по виду ровесник дома, из него Клавдия
Тихоновна достала чашки, вазочку с сахаром и вареньем, а также корзинку с
пирогами. Мы с Женькой переглянулись и обреченно вздохнули. Чайник у Клавдии
Тихоновны был электрический и стоял тут же, на буфете. Пока она накрывала на
стол, Женька успела рассказать о полученном наследстве. Клавдия Тихоновна
слушала ее заинтересованно и сразу же стала выспрашивать о ближайших
родственниках.
– Так вы правнучка Евдокии Сушковой, в девичестве
Добролюбовой? Надо же, как интересно, – покачала головой Клавдия
Тихоновна. – Ее родной брат был священником в Верхней Сурье. Там рядом с
церковью и похоронен. Сын ее, ваш дед, помню, приезжал в деревню. Он жив?
– Нет. А мама ничего о родне не знает. Вот мы и
подумали, может быть, вы нам поможете?
– Попробую, – улыбнулась Клавдия Тихоновна. –
А что вас интересует?
– Мы нашли в бумагах покойного Льва Кузьмича
жизнеописание Яшки-Каина, – заторопилась Женька. Хозяйка едва заметно
усмехнулась.
– Надеетесь сокровища найти?
– А они есть? – влезла я.
– Чего не знаю, того не знаю, – развела она
руками. – О сокровищах после смерти Яшки много болтали, да и потом… Вы
угощайтесь, угощайтесь, пироги попробуйте, – точно опомнившись, предложила
хозяйка и пододвинула корзинку поближе к Ромке.
– Вернемся к Яшке-Каину. Откуда такое прозвище? –
задала я вопрос.
– Прозвище он, скорее всего, получил от своих дружков.
Яков Фуксон был человеком, совершенно лишенным морали. Вот, кстати, повод
согласиться с тем, что ребенок уже при рождении обладает определенным характером,
а дальнейшая жизнь либо эти черты усугубляет, либо делает их менее
значительными. Иначе невозможно понять, как в такой семье мог вырасти подобный
тип.
– Возможно, в приемной семье ему по какой-то причине
жилось совсем нелегко, – пожала я плечами.
– Я думаю, Яшка с детства всех ненавидел, –
покачала головой женщина. – Им владели два чувства: злобная ненависть и
жажда обогащения. И в семье Добролюбовых он наверняка чувствовал себя белой
вороной. Интеллигентные люди, искренне верившие, что человек рожден для того,
чтобы нести в мир добро. И Яшку они усыновили из добрых побуждений, а что из
этого вышло…
– Неужто он действительно убил приемного отца? –
нахмурилась Женька.
– Здесь все в этом были уверены, – кивнула Клавдия
Тихоновна. – Я родилась через пятнадцать лет после смерти Фуксона, но
рассказы о нем хорошо помню. Даже тогда о Яшке говорили, понизив голос, точно
чего-то опасаясь. Он был бичом этих мест. Крови на нем…
– Странно, что он похоронен рядом с приемной матерью,
мужа которой он, предположительно, убил, – заметила я.
– На самом деле похоронили его на Новой площади, рядом
с кладбищем. На этом месте сейчас автобусная остановка. Место выбрали не очень
удачное, впрочем, тогда в городе было всего сорок шесть тысяч жителей, а о
будущем никто не задумывался. На его могиле поставили гранитный камень и
табличку «Здесь покоится славный боец революции». В тридцать шестом году в
городе построили завод, дорогу пришлось спешно расширять, памятник оказался
помехой. На городской площади в самом центре уже был памятник погибшим
революционерам, и Фуксона сначала хотели перезахоронить там, но в конце концов
похоронили на кладбище, а на памятнике, том, что на площади, выбили его
фамилию. Все сделали в большой спешке. В одну ночь камень демонтировали.
Возможно, к тому моменту герой революции вроде Яшки оказался не ко двору, но
заявить о том, что он попросту бандит, было, естественно, невозможно, оттого и
решили данному событию внимания не уделять. Камень собирались перенести на его
могилу, но и от этой идеи отказались. Есть мнение, что на самом деле Яшка так и
лежит под асфальтом, на остановке. Но, насколько это вероятно, выяснить сейчас
невозможно. Никаких документов не сохранилось. На кладбище раньше была липовая
аллея, в конце которой Яшку и похоронили. А чуть дальше могила Тихона
Михайловича Рождественского, известнейший был человек в нашем городе, до
революции, я имею в виду. Он очень много полезного сделал для Колыпина,
происходил из состоятельной семьи, стал священником. Образованный, широких
взглядов. С его помощью была открыта публичная библиотека в городе и приют, а
больница стала одной из лучших в губернии. Умер он в конце девятнадцатого века,
точнее в 1889 году, и был похоронен здесь, в Колыпине, могилу его найти просто,
там небольшая часовенка. Так вот как раз рядом с ней и оказалась могила
Яшки-Каина. Добролюбов был женат на дочери Рождественского, сам он похоронен в
Сурье, возле церкви, могила его чудом сохранилась. Супруга Добролюбова пережила
мужа на много лет. К моменту ее смерти кладбище в Сурье уже разорили, вот ее и
похоронили рядом с отцом. Еще раньше там были похоронены две ее дочери, одна,
как вы знаете, покончила жизнь самоубийством, другая умерла в очень молодом
возрасте. Места на старом кладбище немного, оттого Яшке-Каину и пришлось
потесниться. Памятник с его могилы, весьма скромный, кстати сказать, куда-то
исчез еще лет двадцать назад. Это исчезновение никого не взволновало, на одном
из крестов ваши родственники повесили табличку с его именем, но и она,
насколько мне известно, не сохранилась. Вот и ответ на ваш вопрос, –
закончила Клавдия Тихоновна.
Женька в недоумении посмотрела на меня, потом нахмурилась,
наверное, гадала, что полезного можно извлечь из этого рассказа. Особой пользы
я в нем тоже не видела, но, по крайней мере, одной загадкой стало меньше.
– После смерти Рождественского дом в Колыпине вместе с
прекрасной библиотекой отошел его дочери, Прасковье Тихоновне. Часть книг она
перевезла в Сурью, но большую часть даровала публичной библиотеке, открытой по
настоянию отца.
– Вы видели библиотеку в Сурье? – спросила я.
