– Насчет сокровищ тоже не вполне понятно, – пожала
я плечами. – По крайней мере, твой усопший дядюшка был склонен в них
верить. – Женька моргнула, глядя на меня во все глаза, я объяснила: – Я
кое-что нашла в его бумагах. Очень полезно провела вечер.
Я сходила за папкой и сунула ее в руки обалдевшей Женьке.
– Читай.
– Анфиса, ты мне лучше своими словами, я от волнения не
все буквы помню.
– Хорошо. – Я села на стол и принялась излагать.
Женька осела в кресло все еще с папкой в руках и внимала мне, открыв рот и
время от времени издавая звуки, похожие на стон. Так ее разбирало. Я закончила
рассказ, вздохнула и развела руками: – Вот так.
– Ой, – произнесла Женька. – И где их теперь
искать?
– Понятия не имею.
– Нельзя так издеваться над человеком. Сначала ты
сказала, что они вроде бы есть, а потом «понятия не имею». Ты о моих нервах
подумала?
– Я не говорила, что они есть. Я сказала, что твой дядя
такой вероятности не исключал. Почувствуй разницу.
– А сама ты как думаешь? Ты же эти бумаги читала…
Я пожала плечами.
– Я бы с дядей согласилась, но… он клад не нашел, хотя
столько сведений собрал об этом Фуксоне. Боюсь, Яшка-Каин унес свою тайну в
могилу. – Тут я нахмурилась, вспомнив недавнее посещение кладбища в
Колыпине.
– Чего? – насторожилась Женька.
– Помнишь, рядом с могилой твоей тетки крест? На нем
еще была закрашенная табличка с буквой «Ф» вначале?
– Помню. И что?
– «Ф» – Фуксон, понимаешь? Скорее всего, там похоронен
Яшка-Каин.
– Анфиса, не томи. Похоронен – и что?
– Довольно странно, ты не находишь?
– Чего странного, надо ж было его где-то хоронить.
– Странно, что его похоронили рядом с приемной матерью,
то есть, странно, что она захотела оказаться рядом с ним, ведь она умерла
гораздо позже.
– Не знаю, лично мне все равно, где меня похоронят.
– В бумагах Льва Кузьмича сказано, что Яшку похоронили
в Колыпине. Уверена, что мы видели его могилу.
– Анфиса, я не понимаю, почему тебя это интересует?
– Затрудняюсь ответить, но ситуацию хотелось бы
прояснить. Лаврушин говорил об учительнице, которая хорошо знает историю
здешних мест. Надо бы с ней встретиться.
– Скажи честно, ты думаешь, клад в его могиле? –
ласково спросила Женька. Я закатила глаза.
– Евгения Петровна, у вас опять золотая лихорадка.
– Хорошо, говори, что делать?
– Сходи к Лаврушину, возьми телефон учительницы.
– Схожу. Что еще?
– Надо встретиться с Ириной. Придется ехать в Колыпино.
– Ну, так поехали.
– Ты что, забыла, я под домашним арестом.
– Черт… мирись быстрее со своим полковником.
– А его воспитание?
– Иногда приходится чем-то жертвовать.
– Одиннадцать часов, а он даже не пришел, –
нахмурилась я.
– Он вчера весь вечер к тебе взывал, но ты была
непреклонна. Обиделся парень.
– Обиделся, – презрительно фыркнула я.
Женька вылезла в окно чуть ли не до половины и заорала:
– Полковник, Анфиса Львовна готова выслушать вашу
горькую исповедь.
Я подошла к подруге и осторожно выглянула. Ромка поднял
голову, я дернулась, чтоб он меня не увидел, но опоздала.
– Ты вчера сказала, что хочешь со мной
развестись, – с обидой заявил он. – Как у тебя только язык
повернулся.
– Андреич, – затянул сольную партию дядя
Миша, – бабы такой народ, их слушать никак нельзя. Они одно говорят, а
думают другое. Дура она, что ли, с таким-то мужем разводиться. Прав я,
Анфисушка? – задрав голову, спросил он.
– Прав, прав, – кивнула Женька. – Полковник,
иди сюда, пока она не передумала. А то опять запрется и голодовку объявит. Ты
же знаешь ее характер.
– Ты меня любишь? – спросил Ромка, обращаясь ко
мне.
– Ответь мужу, – ткнула меня в бок подруга. Я
возмущенно покачала головой.
– Ты меня любишь, спрашиваю? – рявкнул Роман
Андреевич.
– Мне что, на всю деревню орать? – не выдержала я.
– Да или нет?
– Конечно, да, придурок.
– Ладно, сейчас поднимусь, – сказал он и вошел в
дом.
– Я удалюсь ненадолго, – вздохнула Женька, –
особо не увлекайтесь, нам еще голову ломать, где искать ценности.
Через час мы сели обедать, Женька за это время успела
сбегать к Лаврушину и принесла новость: в деревне вновь появились милицейские,
ходят по домам, народ расспрашивают. Ромка грозно посмотрел на нас и сказал:
– Никуда не лезть.
– Мы и не собирались, – пожала я плечами, но мужа
не убедила.
Выпив для аппетита и откушав, мужчины решили отдохнуть.
Ромка устроился в саду, постелив одеяло под вишней, дядя Миша в гостиной. Нам с
Женькой это было на руку, требовалось многое обсудить.
О том, чтобы ехать в Колыпино, и речи быть не могло, придется
выждать время, пока Ромка успокоится. Женькина душа рвалась к подвигам, но
стоящих идей не было до тех самых пор, пока она не вспомнила о заброшенном
колодце.
– Что мужик там высматривал? Мы же хотели взглянуть.
Подумав, я согласилась. И мы пошли к колодцу. Так как дыры в
заборе теперь не было, пришлось обходить дом по кругу, мы вышли на тропинку и
поспешили в сторону леса, надеясь, что Ромка спит богатырским сном и наше
отсутствие не заметит.
Впереди показался колодец, а я замедлила шаг, ежась по непонятной
причине от беспокойства. Деревня совсем рядом, а чувство было такое, будто ты в
глухом лесу, где все дышит опасностью. Женька бодро шагала впереди, видно,
подобные мысли ее не посещали. Я то и дело оглядывалась, чудилось, что из-за
деревьев за нами кто-то наблюдает.
– Чепуха, – пробормотала я.
– Ты чего? – обернулась Женька.
– Так… – туманно ответила я.
